Strict Standards: Resource ID#4 used as offset, casting to integer (4) in /home/users/k/k25/domains/apf.zachalo.ru/forum/include/fm.class.php on line 397

Strict Standards: Resource ID#8 used as offset, casting to integer (8) in /home/users/k/k25/domains/apf.zachalo.ru/forum/include/fm.class.php on line 397

Strict Standards: Resource ID#10 used as offset, casting to integer (10) in /home/users/k/k25/domains/apf.zachalo.ru/forum/include/fm.class.php on line 397

Strict Standards: Resource ID#11 used as offset, casting to integer (11) in /home/users/k/k25/domains/apf.zachalo.ru/forum/include/fm.class.php on line 397
:: Терновый венец", пьеса о Царской Семье.
 Помощь      Поиск      Пользователи


 Страниц (1): [1]   

> Без описания
Екатерина
Отправлено: 26 Ноября, 2010 - 10:23:33
Post Id


Новичок форума.


Покинул форум
Сообщений всего: 2
Дата рег-ции: Нояб. 2010  





Выделено в отдельную тему из темы "Терновый Венец Спасителя"
ТЕРНОВЫЙ ВЕНЕЦ.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.
Николай II, император Российский. (46-50 лет)
Александра Федоровна, императрица. (42-46 лет)
Ольга, великая княжна. (18-22 лет)
Татьяна, великая княжна. (17-21 лет)
Мария, великая княжна. (15-19 лет)
Анастасия, великая княжна. (13-17 лет)
Алексей, цесаревич. (9-13 лет)
Боткин Евгений Сергеевич, лейб-медик. (49-53 лет)
Пьер Жильяр, гувернер, преподаватель французского языка. (35-39 лет)
Чарльз Сидней Гиббс, гувернер, преподаватель английского языка. (38-42 лет)
Вырубова Анна Александровна, фрейлина. (32 лет)
Буксгевден София Карловна (Иза), фрейлина. (33-35 лет)
Гендрикова Анастасия Васильевна, фрейлина. (29-31лет)
Ден Юлия Александровна (Лили), фрейлина. (36 лет)
Шнейдер Екатерина Адольфовна, гофлектрисса. (61 лет)
Климентий Нагорный, матрос, слуга Алексея. (27-31 лет)
Деревенько, боцман, слуга Алексея (за 30)
Седнев Иван, матрос, слуга великих княжон. (29-33 лет).
Демидова Анна Степановна, комнатная девушка императрицы. (36-40 лет).
Харитонов Иван Михайлович, придворный повар. (48 лет).
Трупп Алоизий Егорович, лакей. (58-62 лет).
Волков Алексей Андреевич, лакей (за 60).
Деревенко Владимир Николаевич, придворный врач. (37 лет).
Татищев Илья Леонидович, генерал.(58 лет).
Долгоруков Василий Александрович, князь. (49-50 лет)
Седнев Леонид, поваренок. (14 лет).
Кобылинский Евгений Степанович, полковник, комендант (33 лет).
Панкратов Василий Семенович, комиссар эсер (43 лет).
Никольский Александр Владимирович, комиссар, эсер (за 30).
Янкель Юровский, комиссар, большевик. (40 лет)
Никулин Григорий, помощник Юровского (24 лет).
Яковлев Василий Васильевич, комиссар.
Авдеев, комендант Ипатьевского дома (за 40)
Мошкин, помощник Авдеева (за 30)
Слуги, солдаты, раненые, студенты, женщины, рабочие, расстрельная группа.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Лето 1914 года.
КАРТИНА 1.
Терраса Ливадийского дворца. Входят Александра Федоровна и баронесса Буксгевден в сопровождении Демидовой. Демидова несет рабочую корзинку императрицы. Ступая тяжело, Александра Федоровна садится в кресло.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Демидовой). Нюта, подай мою корзинку. Я буду отдыхать здесь. (Демидова подает корзинку). Теперь можешь идти.
Демидова уходит.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Вынимает из корзинки рукоделие, Буксгевден). Красивое покрывало для нашей царскосельской церкви, неправда ли? (Вышивает) Люблю красивое рукоделие. Так рада, что девочки мои тоже любят рукодельничать.
БУКСГЕВДЕН. – Их высочества так повзрослели. Даже младшие. Мария Николаевна становится настоящей красавицей. Кажется, что совсем недавно все они были крошками. А вот уже и Алексею Николаевичу скоро десять лет. Он так подрос и теперь выглядит совсем здоровым.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Доктора настоятельно рекомендуют на время нашего отдыха усилить его охрану. Они объясняют это тем, что господин Жильяр предоставляет Алексею много свободы, которая может оказаться для него губительной… Ах, если бы можно было все предусмотреть… Господин Жильяр считает, что усиленная охрана может воспитать безвольного императора. Ведь все мы надеемся, что Алексей станет императором.
БУКСГЕВДЕН. – Мы все молимся о здоровье Алексея Николаевича.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Болезнь нашего дорогого Алексея – самое большое горе для всех нас. У меня были родные, которые умерли от гемофилии, но я всегда надеялась и надеюсь, что мой сын избежит этой печальной участи. При Алексее почти неотлучно находится господин Жильяр. Офицеры Деревенько и Нагорный тоже тщательно охраняют нашего Бэби.
Входит Трупп.
ТРУПП. – Ваше величество, к вам господин Боткин.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Просите господина Боткина сюда, я жду его.
ТРУПП. – Слушаюсь, ваше величество. (Выходит).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я уверена, что господин Боткин снова будет говорить мне то же самое. Эти доктора законченные материалисты. Они просто не в состоянии уверовать в нечто большее, чем их наука. Нет, я не против науки как таковой, но не могу понять тех людей, которые отказываются верить в нечто большее. Ведь есть еще и слово божье, которое, если крепко верить, может помочь. Для нас это слово божье несет наш Друг. Ведь только старец Григорий умеет одним словом облегчить припадки болезни Алексея. Он один может все. Ведь он святой! Ибо после совершаемых им чудес я просто уверена в его святости. Может быть, болезнью Бэби Господь испытывает силу нашей веры, и если очень верить, то свершится и чудо исцеления!.. И я верю…
Входит доктор Боткин.
БОТКИН. – Добрый день, ваше величество. Здравствуйте, София Карловна.
Буксгевден вежливо кивает.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Проходите, Евгений Сергеевич, садитесь.
БОТКИН. – Благодарю вас. (Садится). Как вы себя чувствуете, ваше величество?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Гораздо лучше, чем утром. Хорошо здесь, неправда ли? Крымское солнце творит чудеса. Я, конечно, люблю Петербург, но там я делаюсь просто больной от этих бесконечных зим и сырости. Да и для детей здешний климат очень полезен. Лето еще только началось, а они уже так загорели. Что бы там ни говорили при дворе, я считаю, что загар очень полезен для здоровья.
БОТКИН. – Совершенно верно, ваше величество.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ваши дети пишут вам из Петербурга?
БОТКИН. – Вчера получил от них письмо. Дома все в порядке. В Петербурге сейчас стоят жаркие погоды. Все время сухие грозы и опасность пожаров.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Нет нынче спокойствия даже в природе.
БОТКИН. – Да… Нет спокойствия нынче в России. Каждый печется только о собственной выгоде, одним днем живут. Простой народ недоволен.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Неспокойно нынче не только в России, Евгений Сергеевич. Во всем мире какие-то непонятные настроения умов. Уже давно нет крупных писателей ни в одной стране, нет также замечательных художников и музыкантов, - странное явление… Машины и деньги управляют миром и уничтожают искусство, а у тех, кто считает себя одаренным, испорченное направление умов… Наступит ли во всем пробуждение и возрождение, будут ли люди чистыми и поэтичными или же останутся теми же сухими материалистами?
БОТКИН. – Нынешний век жесток, ваше величество.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Неужели же люди не могут понять, что жестокость только уничтожает. Она уничтожает в человеке все человеческое, лишает его звания человека, тем самым уничтожая его самого. Неправда ли? Который теперь час?
БОТКИН. – (Достает карманные часы). Без четверти одиннадцать.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Вы, конечно, останетесь с нами завтракать, Евгений Сергеевич. Государь и дети будут очень рады вас видеть.
БОТКИН. – Не могу отказать вашему величеству.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Они скоро вернутся с прогулки, - уехали кататься на моторе. А я, признаюсь честно, не люблю эти самоходные коляски. (Смотрит в окно). А вот и дети, и государь с ними. (Задумчиво). Вот они все. Уже совсем большие. Не настораживает ли вас, Евгений Сергеевич, излишняя полнота Марии? Честно говоря, ее полнота меня беспокоит.
БОТКИН. – Волнения вашего величества напрасны. Здоровье Марии Николаевны отменное, самое крепкое из всех ваших детей, смею вас заверить. А вот Ольга Николаевна последнее время часто бывает грустна.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ах, Евгений Сергеевич, вы ведь знаете, что Ольге предстоит принять непростое для нее решение о браке с румынским принцем. Это так нелегко для юной девицы, особенно такой чувствительной, как наша Ольга.
БОТКИН. – А что, свадьба все-таки состоится?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Для нашей страны этот брак был бы очень выгодным, и Сазонов возлагает на этот брак большие перспективы. Однако государь дал Ольге право самой решать свою судьбу.
На террасу шумной толпой входят Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и Алексей. С ними Николай II и Жильяр.
НИКОЛАЙ II. – Доброе утро!
БОТКИН. – Доброе утро, ваше величество.
Алексей подходит к Александре Федоровне, она целует его в лоб.
ТАТЬЯНА. – Как твое здоровье, мама?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Намного лучше. Разве может ваша мама долго болеть? (Негромко Анастасии) Анастасия, не сутулься. (Всем). Как ваша прогулка?
АНАСТАСИЯ. – (Весело). Мы ездили на набережную! Если бы вы видели, как там замечательно!.. У Мари сдуло ветром шляпку, и мы все вместе ее ловили, а Мари споткнулась и упала. Растянулась во весь рост! Вот смеху было! (Смеется). А еще я забралась на высокий валун, и чуть было не шлепнулась прямо в воду! И девочки тоже все перепугались. Вот! (Смеется).
МАРИЯ. – Господин Жильяр фотографировал нас. Снимки должны получиться превосходные!
АНАСТАСИЯ. – Мы гуляли по берегу и махали нашим офицерам с яхты, они смотрели на нас в бинокль, а Татьяна все время на нас ворчала.
ТАТЬЯНА. – (Строго). Представляю, что они о вас думали.
АНАСТАСИЯ. – (Ехидно). Они думали, что у нас очень строгая гувернантка.
Татьяна незаметно для матери толкает Анастасию в бок, та тихо хихикает, передразнивает ее строгую манеру. Алексей и Мария смеются.
АЛЕКСЕЙ. – (Расхохотавшись). Анастасия, тебе нужно представлять в театре, будет очень смешно, поверь!
АНАСТАСИЯ. – Великая княжна не может выступать в театре, у нее есть другие обязанности. (Татьяне). Не сердись, душенька-сестренка, вот держи конфекту. Крем-брюле – самые вкусные.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Дети, у вас все готово к завтрашнему отплытию?
ТАТЬЯНА. – Да, мама.
Входит Седнев.
СЕДНЕВ. – Виноват. Ваше величество, разрешите обратиться к Ольге Николаевне.
НИКОЛАЙ II. – Конечно, Иван, обращайся.
СЕДНЕВ. – Ольга Николаевна, я все сделал, как вы велели. Ваш кошелек я отдал той женщине.
ОЛЬГА. – Расспросил у нее, кто она и что с ее сыном?
СЕДНЕВ. – Говорит, она вдова рабочего. Прачка. А мальчишка ее зимой ноги переломал, да с тех пор и ходить не может. Вот горе-то… Говорят, надо бы к доктору хорошему его свезти, да денег нет.
МАРИЯ. – Бедная женщина…
ОЛЬГА. – (Всем). Сегодня на прогулке я видела женщину с больным мальчиком, который почти совсем не может ходить, я поручила Ивану отдать ей мой кошелек и расспросить, кто она. Мама, разреши мне лечить этого мальчика в больнице на свои деньги. Ведь этим людям некому помочь.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Хорошо, Ольга, я разрешаю. Отнесись к своему решению ответственно. И помните, дети мои, ваше положение обязывает вас быть милосердными. Старайтесь творить добро. Не на словах, как это любят делать при дворе, а поступками.
ОЛЬГА. – Так я немедленно распоряжусь. Иван, идем со мной. (Уходит).
АЛЕКСЕЙ. – (Серьезно). Когда я буду царем, не будет бедных и несчастных. Вот увидите.
НИКОЛАЙ II. – (Грустно). Что ж, мой мальчик, попытайся. В нашей стране столько несовершенств, что, боюсь, я один всего не поправлю. Придется тебе, Алексей, продолжить мое дело.
АЛЕКСЕЙ. – Уж я постараюсь, папа. Я стану достойным императором! Сестрам не будет за меня стыдно!
НИКОЛАЙ II. – Постарайся, Алексей, постарайся…
Входит Трупп.
ТРУПП. – Ваше величество, завтрак подан.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Благодарю вас. Идемте же завтракать.
Николай II подает руку Александре Федоровне. Оба идут немного впереди, остальные уходят следом.
Звучит музыкальная тема.

КАРТИНА 2.
С книгами вбегают Анастасия и Мария. Располагаются у окна, листают книги.
МАРИЯ. – А я думаю, нужно выбрать что-нибудь из водевилей Чехова. Будет весело.
АНАСТАСИЯ. – А мне кажется, нужно что-нибудь французское. (Листает, бегло просматривает). Вот это, например.
МАРИЯ. – Почему?
АНАСАТСИЯ. – Маша, подумай хорошенько! Если мы приготовим что-нибудь на французском, то это могло бы сойти за урок. А что тебе больше нравится, сидеть и учить, или репетировать веселую сценку?
МАРИЯ. – Это ты хорошо придумала! А как же наш господин Жильяр? Он ведь может не согласиться.
АНАСТАСИЯ. – Жилика я беру на себя. Читай!
Мария бегло читает, хихикает.
АНАСТАСИЯ. – Нравится?
МАРИЯ. – (Быстро читает). По-моему, это то, что нам нужно!
АНАСТАСИЯ. – Я буду играть даму, а ты, с твоим ростом, будешь моим кавалером. Или наоборот? Наоборот – даже смешнее. (Кланяется Марии). Разрешите вас пригласить на тур вальса.
МАРИЯ. – (Делает реверанс). Благодарю вас.
Напевая, кружатся в вальсе и смеются. Входит Татьяна.
ТАТЬЯНА. – Каково! Учителя уже давно ждут вас в классной.
АНАСТАСИЯ. – А мы тут репетируем сценку на французском.
ТАТЬЯНА. – Хорошо же вы репетируете! Что скажет мама, когда узнает, что вы бездельничаете?
Мария и Анастасия собирают книги и вместе с Татьяной уходят. Входят Ольга и Жильяр. Ольга держит в руках книгу.
ЖИЛЬЯР. – Французский романтизм – это уникальное явление. Несмотря на то, что колыбелью этого литературного направления является Германия, во Франции романтизм приобрел особые, неповторимые черты. В этом вы имели возможность убедиться. Обратите внимание, как французские романтики рассматривают концепцию любви. Виктор Гюго, к примеру, считает самой величайшей формой любви – любовь материнскую. Вы заметили это?
ОЛЬГА. – Да, господин Жильяр. Мне очень хотелось бы продолжить свое знакомство с этим направлением во французской литературе.
ЖИЛЬЯР. – Я очень рад, Ольга Николаевна. Ожидал услышать это от вас.
ОЛЬГА. – Господин Жильяр, разрешите задать вам один вопрос.
ЖИЛЬЯР. – Конечно, Ольга Николаевна, задавайте.
ОЛЬГА. – Господин Жильяр, скажите мне правду, вы знаете, почему мы едем в Румынию?
ЖИЛЬЯР. – Думаю, что это акт вежливости, которую государь оказывает румынскому королю, чтобы ответить на его прежнее посещение.
ОЛЬГА. – Да, это, может быть, официальный повод, но настоящая правда?.. Ах, я понимаю, вы не должны ее знать, но я уверена, что все вокруг меня об этом говорят, и что вы ее знаете. Ну, вот так! Если я этого не захочу, этого не будет. Папа обещал не принуждать меня… а я не хочу покидать Россию.
ЖИЛЬЯР. – Но вы будете иметь возможность возвращаться сюда, когда вам это будет угодно.
ОЛЬГА. – Несмотря на все, я буду чужой в моей стране, а я русская и хочу остаться русской!
ЖИЛЬЯР. – Что ж, Ольга Николаевна, вы вольны распоряжаться своей судьбой. Это право дали вам родители. Хотя на протяжении всей истории подобное случается редко. Августейшие дочери чаще всего не вольны выбирать себе мужа.
Входит Александра Федоровна, следом за ней Демидова несет рабочую корзинку.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – И вы здесь. Сегодня чудесная погода, не правда ли? (Усаживается в кресло, Демидова подает ей корзинку). Спасибо, Нюта, теперь можешь быть свободна. (Демидова уходит). Что ты читаешь, Ольга?
ОЛЬГА. – «Историю государства Российского», правление Екатерины Великой.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Что ж, хорошо. Я вижу, ты увлекаешься Екатериной Великой. А вот мне кажется, что времена Екатерины – это только одни красивые слова.
ОЛЬГА. – Мама, но красивые слова поддерживают людей, как костыли. И уже от людей зависит: перерастут ли слова эти в прекрасные дела. В век Екатерины Великой было немало красивых слов, но много и дела. Освоение Крыма, война с Турцией, строительство новых городов, успехи Просвещения. Не в том ли одна из высших заслуг любого монарха?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ну что же, звучит вполне убедительно. А вы что скажете на это, господин Жильяр?
ЖИЛЬЯР. – Могу сказать только, что аналитический ум Ольги Николаевны – одно из главных ее достоинств. Я хочу предложить Ольге Николаевне ряд книг, которые, как мне кажется, были бы весьма полезны для ее высочества.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Хорошо. Дадите мне прочесть эти книги. Вам ведь известно, что я всегда желаю знать, что читают мои дочери.
ЖИЛЬЯР. – Хорошо, ваше величество. С вашего позволения, я пойду. Мне нужно подготовиться к занятиям.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да, конечно, господин Жильяр.
Жильяр уходит.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ольга, у тебя уже все готово к завтрашнему отплытию?
ОЛЬГА. – Да, мама.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты хорошо обдумала свое решение?
ОЛЬГА. – Мама, но ведь я не люблю этого Кароля. Ты знаешь, кому я отдаю предпочтение.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Неужели я могу допустить, чтобы ты повторила ошибку своей тетушки, пойдя на поводу у своего увлечения? Постарайся не думать о нем вовсе. Это будет разумнее всего.
ОЛЬГА. – Ах, мама, но… если я не могу выйти замуж за любимого человека, то я ведь могу не выходить за нелюбимого.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Хорошо. Пусть будет так. Мы с отцом обещали не неволить тебя. Ну, ступай. Тебя ведь ждет Татьяна. А лучше приходите вместе с Татьяной сюда.
ОЛЬГА. – Хорошо, мама. (Выходит).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Себе). Бедные мои девочки. Пора замуж вас выдавать, да не за кого. Нет подходящих женихов. Нет. (Входит Николай II.) Ники!.. Как хорошо, что ты пришел!
НИКОЛАЙ II. – Закончил все дела раньше и поспешил к тебе, дорогая Аликс.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты знаешь, Ники, меня беспокоит решение Ольги.
НИКОЛАЙ II. – Ольга не хочет выходить замуж за Кароля? Что ж, ее воля. Мы обещали не настаивать. Хотя, честно признаться, я рассчитывал при помощи браков наших дочерей установить прочные отношения с Румынией и с Балканами.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ники, я в свое время мало подвергалась риску политического брака, но я со страхом думаю о положении наших дочерей. Ведь брак – это самая тесная и самая святая связь на земле. Поэтому наше дело решить, считаем ли мы тот или иной брак подходящим для своих дочерей или нет, но дальше этого власть родителей не должна идти. То же самое я скажу и Сазонову.
НИКОЛАЙ II. – Возможно, Ольга и права, отказывая Каролю. Я все время думаю об Алексее. И, мне кажется, я должен буду сделать поправку в законе Павла Первого относительно правления женщин.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты думаешь, Ники…
НИКОЛАЙ II. – Алексею при любых обстоятельствах нужен будет регент, и Ольга могла бы нести эту обязанность. Вот все, что я думаю, дорогая. Мы не будем давать Каролю резко отрицательного ответа, мы отложим этот вопрос на неопределенное время. Вот лучший выход. И… Ольга права, что увлекается правлением Екатерины Великой.
С рабочими корзинками входят Ольга и Татьяна.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – А вот и наша большая пара. Я говорила вам, что нужно сшить кое-что из одежды для наших детских приютов, вы уже выполнили мою просьбу?
ТАТЬЯНА. – Мы сшили около дюжины комплектов детской одежды.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Что ж, хорошо. Татьяна, проследи сама, чтобы все было передано завтра же утром до нашего отплытия.
ТАТЬЯНА. – Хорошо, мама.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я рассчитываю на тебя, Татьяна.
Вбегают Мария и Анастасия, ведя за руки Жильяра.
АНАСТАСИЯ. – (Смеясь). Дорогой, любимый наш господин Жильяр! Проходите, пожалуйста! (Делает шутливый реверанс).
МАРИЯ. – Уж теперь-то мы от вас не отстанем, пока не разучим все до конца.
АНАСТАСИЯ. – Это ведь хорошая работа над французским произношением, не правда ли, мсье Жильяр? И гораздо веселее, чем просто урок, ведь правда?
ЖИЛЬЯР. – Да, это придает некоторое разнообразие, но, как преподаватель, смею заметить, что этим нельзя полноценно заменить обычного урока.
АНАСТАСИЯ. – Хорошо, сдаюсь. (Лукаво). Но обещаю, что это не конец.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Чуть больше прилежания, Анастасия. Оно тебе не помешает. Бери пример с Ольги.
ТАТЬЯНА. – (Со смехом). Анастасии опять не удалось укротить нашего Жилика.
Анастасия незаметно для остальных показывает Татьяне язык, Татьяна тихо усмехается.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Посидите с нами, господин Жильяр.
МАРИЯ. – Мы действительно рады вашему обществу. А вы ведь так скучаете по своей родной Швейцарии.
ЖИЛЬЯР. – С вашими высочествами мне скучать не приходится.
АНАСТАСИЯ. – Мы не дадим вам соскучиться, господин Жильяр. Это мы вам обещаем, правда, Мари? (Хихикает).
Вбегает Алексей в сопровождении Нагорного.
АЛЕКСЕЙ. – Ура-а! Ура-а! Победа! (Бросает Нагорному воображаемую шпагу). Защищайся, Климентий! (Делает несколько фехтовальных движений, Нагорный сдается). Ага, сдаешься!..
ТАТЬЯНА. – Алексей! Довольно!
АЛЕКСЕЙ. – Слушаюсь, дорогая сестрица! (Подбегает к Александре Федоровне, она целует его в лоб).
ОЛЬГА. – (Нагорному). Наш Алексей, вероятно, совсем тебя уморил.
НАГОРНЫЙ. – Ну что вы, ваше высочество. Алексей Николаевич еще совсем дитя.
АЛЕКСЕЙ. – (Негромко Анастасии). Климентий показал мне новые приемы игры на балалайке. Я покажу тебе потом.
ТАТЬЯНА. – Вот мы и все собрались. Папа, а мы будем сегодня читать дальше?
НИКОЛАЙ II. – А вы уже готовы слушать? Ну, тогда слушайте. (Все рассаживаются. Берет книгу, читает вслух). Дорожа последовательностью в развитии заинтересовавшей нас истории Ивана Северьяновича, мы просили его прежде всего рассказать, какими необыкновенными средствами он избавился от своей щетинки и ушел из плена? Он поведал об этом следующее сказание: А совершенно отчаялся когда-нибудь вернуться домой и увидать свое отечество…
Постепенно голос Николая 2 тонет в музыке, фигуры сидящих на террасе застывают, как на старинной фотографии, свет постепенно гаснет. Некоторое время сцена погружена в темноту, звучит музыка.

КАРТИНА 3.
Скромные студенческие апартаменты. Трое студентов отдыхают за бутылкой.
1 СТУДЕНТ. – Жара и дым. Дым и жара. Прямо как в аду.
2 СТУДЕНТ. – Наш Петербург превратился в ад. Еще по одной. (Разливает).
3 СТУДЕНТ. – Опять в окрестностях торфяные пожары.
2 СТУДЕНТ. – Как ты думаешь, Мамонов, быть нынче или не быть мировому пожару? Будет война с Германией? Или для нашего императора важнее мнение жены-немки?
3 СТУДЕНТ. – Если Николай не вступит в войну с Германией, не заступится за наших братьев-славян, то грош ему цена как императору!..
1 СТУДЕНТ. – На каждом углу говорят об убийстве Франца Фердинанда. Позор Австрии! Позор Германии! Неужели мы ничем не ответим на эту наглость?
2 СТУДЕНТ. – А я слышал, как наш профессор говорил, что мы не должны портить отношений с Германией, что мы наоборот должны быть с ней в союзе.
3 СТУДЕНТ. – В союзе с агрессивной Германией?! Да профессор просто душевнобольной! Можно ли после этого ходить на его лекции?! Вы как хотите, а я так ему и скажу, как только начнется новый семестр. И меня все поддержат, вот увидите!.. (Разливает). Еще по одной… За войну! (Пьют).
За сценой слышны шум и крики.
2 СТУДЕНТ. – Что это?
3 СТУДЕНТ. – (Смотрит в окно). Опять рабочие трамвай громят. Городовой орет, руками машет, подходит. Ха-ха! Получай, городовой! Получай! (Кричит на улицу). Давай-давай, бей его, ребята!.. Так его!.. (Друзьям). Знаю я этого городового. Шел я как-то поздно от Петровского, а этот городовой так и пристал ко мне: «Почему, дескать, в пьяном виде шатаетесь», да так пристал, еще и штраф содрал, еле отделался от него. Видать, завидно ему стало, что я пьян, и мне весело. Вот теперь как получает! (В окно). Так его! Так его!
Стук в дверь. Входит еще один студент.
4 СТУДЕНТ. – Приветствую вас, друзья! Все пьете?
1 СТУДЕНТ. – In vina veritas, дорогой Петровский. Вот мы и постигаем эту истину. (Наливает). Приобщайся к нашему тайному обществу.
4 СТУДЕНТ. – Всегда рад. (Пьют). А я к вам с вестью.
3 СТУДЕНТ. – Давай!
4 СТУДЕНТ. – Вильгельм объявил нам войну.
1 СТУДЕНТ. – Да?! Так значит – быть войне?
4 СТУДЕНТ. – Войне быть! Я сейчас узнал от одних умных людей, что сам Николай будет зачитывать манифест о всеобщей мобилизации.
3 СТУДЕНТ. – Давно бы так!.. Нам необходима доблестная победа, которая обязательно будет! Месяца через три наши войска уже вступят в Берлин!.. Ура!
4 СТУДЕНТ. – Идемте, друзья! Поддержим наших соотечественников!
Студенты быстро собираются.
3 СТУДЕНТ. – Идемте! Идемте!
1 СТУДЕНТ. – За веру, царя и Отечество!
Все быстро уходят.


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
1916 год. Царскосельский лазарет. Палата госпиталя, служебное помещение для персонала, виден коридор.
КАРТИНА 1.
Палата в лазарете. Медсестры и санитары проносят носилки с ранеными. Среди них в формах сестер милосердия Ольга, Татьяна, фрейлины: Ден, Гендрикова, Буксгевден. В палату вместе с одним из санитаров Ольга вносит носилки, перекладывают раненого на кровать, санитар уносит носилки, Ольга устало присаживается на край постели только что прибывшего раненого солдата.
РАНЕНЫЙ 1. – Умаялась, сердечная…
ОЛЬГА. – Да, немного устала. Это хорошо, когда устанешь.
РАНЕНЫЙ 1. – Чего же тут хорошего?
ОЛЬГА. – Значит, поработала.
РАНЕНЫЙ 1. – Этак тебе не тут сидеть надо. На фронт бы поехала.
ОЛЬГА. – Да, моя мечта – на фронт попасть.
РАНЕНЫЙ 1. – Чего же? Поезжай.
ОЛЬГА. – Я бы поехала, да отец не пускает, говорит, что я здоровьем для этого слишком слаба.
РАНЕНЫЙ 1. – А ты плюнь на отца да поезжай.
ОЛЬГА. – (Рассмеявшись). Нет, уж плюнуть-то не могу. Уж очень мы друг друга любим.
Заглядывает Гендрикова.
ГЕНДРИКОВА. – Ольга Николаевна, вас Вера Ивановна вызывает.
ОЛЬГА. – Хорошо, я иду.
Гендрикова и Ольга уходят.
РАНЕНЫЙ 2. – Говорят, эта сестра, что сейчас сидела, сама дочь царя нашего, Николая.
РАНЕНЫЙ 3. – И вправду ведь – царская дочка.
РАНЕНЫЙ 1. – Да ну! Скажешь тоже… Станет царская дочка возиться с солдатами.
РАНЕНЫЙ 3. – Да нет уж. Ты, дед, не смотри, что с нами возится. В этом госпитале среди сестер две царские дочки да еще царицыны фрейлины. И сама императрица тоже здесь работает. Она болеет много, поэтому не всегда бывает.
РАНЕНЫЙ 4. – Та, что перевязывает – так та точно царевна. И строгая такая, хоша и молоденькая. Всегда строго так поглядит, «не больно ли», спрашивает.
РАНЕНЫЙ 3. – Ту, что перевязывает, Татьяной Николаевной зовут. А та, что лекарства раздает, что вот здесь сидела – та Ольга Николаевна. Которая Ольга – та ласковей будет, сердечнее, что ли…
РАНЕНЫЙ 4. – Сам люблю ее. Было б мне лет на десяток поменьше, так я бы о-го-го! Показал бы еще себя!
РАНЕНЫЙ 3. – Эко! Куда тебе, старикану!
Видно, как в инвалидном кресле по коридору проехала Вырубова в форме сестры милосердия.
РАНЕНЫЙ 1. – Это кто ж такая? Неужто работает? И сама-то калешная…
РАНЕНЫЙ 3. – Это фрейлина императрицы. Анной Александровной зовут.
РАНЕНЫЙ 1. – А что с ней поделалось?
РАНЕНЫЙ 3. – Не знаю. Разное говорят.
РАНЕНЫЙ 4. – Скажешь тоже – разное. В поезде, в крушение попала. С тех пор калека.
РАНЕНЫЙ 1. – Жалко бабу, молода еще. Сам как представлю, что без ноги могу остаться, так оторопь берет. А уж ей-то каково?
РАНЕНЫЙ 2. – А что у тебя?
РАНЕНЫЙ 1. – Нога. Палашом ранило.
Входит Ольга.
РАНЕНЫЙ 1. – Сестра, мне б воды.
ОЛЬГА. – Да-да. Сейчас. (Уходит).
РАНЕНЫЙ 1. – Вот ведь! Хоша и царская дочка. Дома своим расскажу – не поверят.
РАНЕНЫЙ 4. – Она и за тяжелыми ходит. Вот ведь как.
Входит Ольга с кружкой воды.
ОЛЬГА. – (Раненому 1). Вот ваша вода.
РАНЕНЫЙ 1. – Ну, благодарствую! А правду говорят, что ты нашего царя дочка?
ОЛЬГА. – Да. Правда.
РАНЕНЫЙ 1. – Так как же это так-то? Не царское ж это дело – за солдатами ходить.
ОЛЬГА. – Разве ж мы не такие, как все? В столь трудный для страны час мы должны быть полезными для своего народа, мы должны быть примером для своих подданных.
РАНЕНЫЙ 1. – Вот ведь ты какая…
ОЛЬГА. – Да что я? Крови боюсь до сих пор. Вот сестра моя младшая, Татьяна, так она и на операциях ассистирует, и перевязывает. Ничего не боится! (Спохватившись). Что же я тут засиделась… Пойду я. Позже зайду – уж тогда поговорим. (Уходит).
РАНЕНЫЙ 3. – (Раненому 1). Ну вот, что я тебе говорил? Царская это дочка. Барышня внимательная, добрая. И младшая, та, что Татьяна Николаевна, - тоже добрая, но строга. Они любят вот так с солдатами запросто сидеть.
РАНЕНЫЙ 1. – А правду, нет ли, говорят, что у царицы-то в полюбовниках простой тобольский мужик?
РАНЕНЫЙ 4. – Царица его зовет другом. А уж про остальное – не знаю точно.
РАНЕНЫЙ 3. – Говорят, мужик тот – старый распутник. Чего только ни порасскажут о нем, сам слышал. А он – рожу в бороду, крестное знамение сотворит, да и во дворец.
РАНЕНЫЙ 4. – Да… Чего только ни говорят о нем. Но точно сказывают, что царица сама его слушается очень. Почему и для чего – неизвестно.
РАНЕНЫЙ 3. – Говорят, колдун он. Околдовал царицу и царя – они и делают все, как он скажет.
РАНЕНЫЙ 4. – Пустое. Я так мыслю, простой пройдоха. Под царским крылом все жить слаще, чем так-то просто. Вот и старается, дурит их величествам головы. Да не то плохо, что дурит, а то плохо, что и в дела государственные, говорят, шибко лезет. Это с его-то рылом.
РАНЕНЫЙ 1. – А что ж они-то, государь с государыней, так его слушаются? Неужто и вправду околдовал?
РАНЕНЫЙ 4. – А бес его знает. Про него, мужика-то этого, так и говорят – святой черт. Святого из себя строит, а сам-то… Я слыхал, что он у себя на квартире разных бабочек принимает, и даже дамы из благородных у него бывают, и он со всеми ими балует, как хочет.
РАНЕНЫЙ 1. – Да как же царица-то не замечает?
РАНЕНЫЙ 2. – Так сказано ж тебе – колдун. Колдовскую силу имеет.
РАНЕНЫЙ 1. – Вот те на!
РАНЕНЫЙ 3. – Вот такие вот дела. (Стонет). Ой!.. Опять…
РАНЕНЫЙ 1. – Болит?
РАНЕНЫЙ 3. – Болит…
РАНЕНЫЙ 2. – Мож сестру покликать?
РАНЕНЫЙ 3. – Не надо пока… Отпустить должно... Я уж знаю.
РАНЕНЫЙ 1. – И у меня болит… Ты, знаешь, уснуть постарайся. Когда спишь, не так больно.
РАНЕНЫЙ 4. – Ну, тише, братцы. Не шумите, не шумите.

КАРТИНА 2.
В служебной комнате госпиталя Татьяна и Гендрикова крутят бинты.
ГЕНДРИКОВА. – Мария и Анастасия Николаевны с таким усердием выполняют работу в своем госпитале. Они показали себя настоящими патронессами.
ТАТЬЯНА. – Работа в лазарете идет им на пользу. Да и нам всем тоже. Это делает нас как-то ближе к простым людям. А мы должны понимать свой народ.
Входит Александра Федоровна в форме сестры милосердия.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Подходит к Татьяне и Гендриковой). Могу я вам чем-нибудь помочь?
ТАТЬЯНА. – Побудь с нами, мама. Твое присутствие поддержит нас.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Приехали Мария и Анастасия. Сразу же пошли поздороваться с ранеными. Я была в их госпитале сегодня и очень довольна их работой. Они во всем стараются походить на вас, хоть пока и не могут работать сестрами милосердия, как вы. Я так рада, что они тоже стараются быть полезными.
ТАТЬЯНА. – Поэтому мы должны быть для младших достойным примером.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты устала, девочка моя?
ТАТЬЯНА. – Пустяки. Я сегодня вернусь поздно, у меня собрание в моем комитете. Нужно будет распределить пожертвованные средства и сборы с концерта семьям погибших.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – А как идут дела в Ольгином комитете?
ТАТЬЯНА. – В Ольгином комитете все в порядке.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Вы с Ольгой всегда по горло в делах…
ТАТЬЯНА. – Ты всегда говорила, что нужно все время трудиться, быть полезной. АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да, в эти тяжелые для всех дни мы должны трудиться. Мы можем только работать, чтобы внушить нашим подданным, что мы выиграем эту войну. Наша армия уже совершила первый прорыв, и теперь нужно идти только вперед. Только бы народ поддерживал фронт.
ГЕНДРИКОВА. – Это очень непросто… На каждом углу говорят, что нет сейчас народного единства. Да и я сама слышала, как при дворе говорили, что кое-кто нарочно распускает о положении на фронте самые чудовищные слухи, которым легко верит простой народ.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да… Психология массы – страшная вещь. Наш народ уж очень некультурен – оттого, как стадо баранов, идут за волной. Но дать им понять, что обмануты, - все может пойти по другому пути. Способный народ, но серый, ничего не понимает. Раз плохие везде работают на гибель, пускай хорошие стараются спасти страну. Плохие не станут лучше, но зато есть где-то хорошие, но, конечно, слабые капли в море, но все вместе могут стать потоком очищающей воды и смоют всю эту грязь.
В инвалидном кресле появляется Вырубова.
ТАТЬЯНА. – А вот и наша большая Бэби! Как ты себя чувствуешь, Аня?
ВЫРУБОВА. – Спасибо, я чувствую себя довольно хорошо.
ТАТЬЯНА. – Ты, пожалуйста, старайся не перегружать себя
ВЫРУБОВА. – Ничего страшного, Татьяна Николаевна. Я ведь не так много делаю.
ТАТЬЯНА. – Но ведь ты больна, дорогая.
ВЫРУБОВА. – Я жива благодаря вашим стараниям и молитвам старца Григория.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да, наш Друг приложил все свои старания, чтобы спасти нашу Аню. Его молитвы творят чудеса. Нужно только верить. Да и как можно не верить ему? Я волнуюсь за нашего Друга. У Григория появилось так много врагов! Неужели же они не понимают, что, погубив нашего Друга, они погубят Россию!
ВЫРУБОВА. – Они не думают о России. Они хотят досадить нам с вами.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Почему меня ненавидят? Потому что им известно, что у меня сильная воля и что, когда я убеждена в правоте чего-нибудь, то я не меняю мнения. Но преследовать Григория только потому, что он наш Друг, что он знает, что нужно делать, они не имеют права. Если мы дадим преследовать нашего Друга, то мы и наша страна пострадаем за это. Ведь Григорий всегда говорил мне, что пока жив он, то его молитвами будем жить и мы, и вся Россия.
ТАТЬЯНА. – Ну вот, бинты готовы. Нужно отнести все это в перевязочную. Вы мне поможете? (Уходит, все идут за ней, в дверях сталкивается с Ольгой, тихо). У меня для тебя… (Многозначительно). Записка от... (Достает из кармана сложенную записку, шепчет Ольге на ухо).
ОЛЬГА. – Ах, как это мило!.. (Быстро прочитав, тихо ликует).
ТАТЬЯНА. – Приятно доставить сестре маленькую радость. (Уходит).
В дверях показывается выздоравливающий солдат с рукой на перевязи.
СОЛДАТ. – Ольга Николаевна, вы разрешите вам помочь?
ОЛЬГА. – Не стоит, господин поручик.
СОЛДАТ. – Меня, кстати, зовут Петр. И я готов выполнить все, что вы пожелаете. Хотите, я сбегу из палаты и нарву для вас букет? Вот увидите, мне это под силу.
ОЛЬГА. – Цветы зимой? Да что вы, Петя!
СОЛДАТ. – А что? Для вас, Ольга Николаевна, я могу! Я для вас что хотите могу сделать.
ОЛЬГА. – Если для меня, то лучшее, что вы можете сделать, это поберечь свое здоровье. Ведь если вы не остережетесь, то мне придется делать вам уколы, любуясь совсем не вашей улыбкой. Пройдите в палату, Петя, окажите такую милость. Я скоро приду с лекарствами.
СОЛДАТ. – (Смущенно). Как скажете, Ольга Николаевна. (Уходит).
ОЛЬГА. – (Весело в след). А цветы вы подарите мне, когда выздоровеете.
Ольга берет из шкафа медикаменты. Входит озабоченная Татьяна.
ОЛЬГА. – Что-то случилось, Таня?
ТАТЬЯНА. – Офицеру из третьей палаты стало хуже. Гангрена все-таки началась. (Готовит бинты и инструменты). Придется срочно оперировать.
Входит Анастасия.
АНАСТАСИЯ. – Добрый день!
ТАТЬЯНА. – Ты одна? Разве Мари не с тобой?
АНАСТАСИЯ. – Она все еще разговаривает с одним из раненых. Говорит, что он очень похож на ее Деменкова. Вот что делает с человеком любовь!..
ТАТЬЯНА. – Как идут дела в вашем госпитале?
АНАСТАСИЯ. – Мы с Мари готовим концерт для выздоравливающих. Конферировать, конечно, будет санитар Есенин. Он сочиняет экспромты прямо на ходу! Нам с Мари очень нравится. Хотим пригласить госпожу Ваганову и госпожу Плевицкую. Должно получиться страшно интересно.
ОЛЬГА. – Как здоровье ваших раненых?
АНАСТАСИЯ. - Сегодня я сидела с нашим солдатом и учила его читать, ему это очень нравится. Он стал учиться читать и писать здесь, в нашем госпитале. Двое несчастных умерли, а еще вчера мы сидели рядом с ними… Как грустно писать письма их близким, в которых сообщаешь о последних днях жизни наших солдат.
ОЛЬГА. – (С грустью). Как много солдат умерло у нас на руках за эти два года… А скольких мы спасли… Приятно, что многие из них нас помнят и даже пишут нам письма.
Входит Мария.
АНАСТАСИЯ. – А вот и наша госпожа Деменкова!
МАРИЯ. – Добрый день.
ТАТЬЯНА. – Ну вот. Все готово. Я на операцию.
МАРИЯ. – Настя, там выздоравливающие просили составить им партию в домино.
АНАСТАСИЯ. – С удовольствием.
Все уходят.

КАРТИНА 3.
Палата в госпитале. Доктор Боткин в сопровождении медсестер и санитаров делает обход. Подходит к раненому 1.
БОТКИН. – Покажите-ка мне вашу рану. (Смотрит). Все не так плохо…
РАНЕНЫЙ 1. – Скажите, господин доктор, вы оставите мне ногу?
БОТКИН. – Да-да. Считайте, что вам крупно повезло. Ногу мы вам сохраним. Но выпишем отсюда нескоро. Будем лечить.
РАНЕНЫЙ 1. – Ну, слава богу! А то ж я уже перепугался, что без ноги останусь. Все думал, как же я теперь буду, одноногий-то…
БОТКИН. – Не волнуйтесь, вы еще спляшете! (Переходит к раненому 2). Что у вас? Вижу, вам совсем уже хорошо.
РАНЕНЫЙ 2. – Так точно.
БОТКИН. – Ну, вот и прекрасно. Отправляйтесь-ка вы в палату для выздоравливающих. А там и выздоровеете.
РАНЕНЫЙ 2. – Есть отправиться в палату для выздоравливающих! Разрешите собирать вещи!
БОТКИН. – Разрешаю. (Подходит к раненому 3). Ну, как вы себя чувствуете? Не лучше вам?
РАНЕНЫЙ 3. – Совсем худо мне, господин доктор… Мочи нет…
БОТКИН. – Покажите-ка. Плохо ваше дело, как мы ни старались… Руку вам все-таки придется отнять.
РАНЕНЫЙ 3. – Отнять?!.. Да как же… Да как же… Что же вы так-то?.. Как же я буду без руки-то?!..
БОТКИН. – Самое главное, вы будете жить. Жить, понимаете!.. У вас остается самое ценное – жизнь.
РАНЕНЫЙ 3. – У меня ж там дома семейство. Баба еще молодая… Как же я с одной-то рукой?..
БОТКИН. – Жизнь – это ведь самый ценный дар, данный человеку Богом. А дома тебя и такого ждут, вот увидишь.
РАНЕНЫЙ 3. – Вам, господин доктор, рассуждать легко. Вы тут только больных лечите. А дома у вас жена, дети, а война – так….
БОТКИН. – Отчего же – так? У меня в четырнадцатом году на фронте сын погиб. Молодой еще был. Для меня пусть бы он вернулся без ноги, без руки, но вернулся. Пусть был бы живой. Но нет… Не суждено… А вы еще поправитесь и будете жить. Готовьтесь к операции. Сейчас за вами придет сестра. (Подходит к раненому 4, постепенно удаляясь за кулисы). Ну, как ваши дела сегодня? Хорошо?
РАНЕНЫЙ 4. – Живой, господин доктор. Живой!..
БОТКИН. – (Осматривает). Это хорошо. Если дальше так пойдет, то скоро будете в палате для выздоравливающих. (Проходит к другой койке, скрывающейся за кулисами). Вынесите труп!
РАНЕНЫЙ 1. – (Тихо раненому 4). Что же Ольги Николаевны сегодня нет? Я уж приготовился письмо ей наговорить для своих, чтоб не переживали.
РАНЕНЫЙ 4. – Не знаю. Может быть, заболела она. Да и перевязывает сегодня не Татьяна Николаевна.
РАНЕНЫЙ 1. – Может, дома что стряслось?
РАНЕНЫЙ 4. – Не знаю…
Санитары выносят накрытый труп.
РАНЕНЫЙ 1. – Вот и нету нашего Филимона… Будто и не было… Царство ему небесное, отмучился. Уж как стонал, сердечный.
РАНЕНЫЙ 4. – Ольга Николаевна все выходить его надеялась. Все сидела возле него, лекарствами отпаивала...
РАНЕНЫЙ 1. – Жалко парня. Молодой ведь еще был. Неженатый…
Боткин идет к выходу.
РАНЕНЫЙ 4. – Господин доктор!
БОТКИН. – (Останавливается). Что такое?
РАНЕНЫЙ 4. – Скажите, господин доктор, а где наша Ольга Николаевна?
БОТКИН. – Ольга Николаевна сегодня не придет. Погиб лучший друг их семьи.
РАНЕНЫЙ 4. – (Удивленно). Распутин?!
БОТКИН. – Да. Григорий Ефимович убит. (Выходит).

КАРТИНА 4.
Городская улица. Толпится небольшая группа людей разных возрастов в простой одежде. Проходят две женщины с детьми.
ЖЕНЩИНА 1. – Хлеба опять нет…
ЖЕНЩИНА 2. – Да что ж это делается-то? Хлеба и того досыта не едим…
ЖЕНЩИНА 1. – И когда ж эта война-то кончится? За что воюем? Разве ж знаем…
Уходят. Идут несколько бедно одетых мастеровых.
МАСТЕРОВОЙ 1. – Ребята! Будем брать булочную приступом!
МАСТЕРОВОЙ 2. – Айда!
ВСЕ. – Хлеба! Хлеба! Давайте, покажем им, ребята!
Убегают.
РАБОЧИЙ 1. – И чего им Вильгельме-то с нашим Николашкой мирно не живется?
РАБОЧИЙ 2. – А чего им не воевать? Чай сыто живут. Не думают, что нам-то жрать нечего.
РАБОЧИЙ 1. – Вчерась хлеба опять не хватило. Сегодня хлеба и вовсе нету. Так мы и передохнем скоро.
РАБОЧИЙ 3. – Слыхали, чо у нас на заводе-то говорили про царя нашего? Говорят, царица, дескать, сама спаивает Николашку, да потом Вильгельме-то и шпионит.
РАБОЧИЙ 1. – Вот ить немчура!..
РАБОЧИЙ 3. – Правду говорят, сколь волка ни корми – он все одно в лес смотрит.
СТАРИК. – Ох, заедят нас эти волки.
РАБОЧИЙ 2. – Наш Николашка-то куда как хорош, пьяница и размазня…
Вдалеке слышен шум.
РАБОЧИЙ 1. – Никак бастовщики с демонстрацией идут.
СТАРИК. – Все одно – жандармы да черносотенцы разгонют.
РАБОЧИЙ. – Э, дед, однажды не жандармы нас, а мы жандармов разгоним да вместе с Николашкой на троне. Ребята, айда с ними!
Приближается толпа демонстрантов, поющих интернационал. Все сливаются с демонстрантами, уходят.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
Александровский дворец. Лиловая гостиная Александры Федоровны, совмещающая приметы гостиной и личного кабинета.
КАРТИНА 1.
Александра Федоровна занята шитьем. Татьяна, болезненно кутаясь в шаль, вяжет, рядом с ней занятая рисованием Анастасия, Мария шьет. Николай II и Алексей играют в шашки. У окна - Вырубова с рукоделием.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ники, ты не сказал мне, - для чего ты снова вызывал Голицына? Что ты ответил Родзянко на его нахальное заявление о немедленном принятии конституции? Уму непостижимо!.. Они требуют отставки Протопопова и срочной смены лиц в правительстве.
НИКОЛАЙ II. – Я объявил им всем, что немедленно уезжаю в Ставку.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Но для чего? Объясни мне, для чего ты едешь в Ставку?
НИКОЛАЙ II. – Я должен, дорогая. Я так решил. Я не был там месяц. А мой долг верховного главнокомандующего быть вместе с армией. Сначала нужно выиграть войну, а уж потом наводить порядок в стране. Алексей, ты проиграл.
АЛЕКСЕЙ. – Ну вот, опять… Может быть, еще раз?
НИКОЛАЙ II. – С удовольствием.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я очень беспокоюсь, Ники. Все чаще до меня доходят известия о волнениях в Петрограде.
НИКОЛАЙ II. – Я уезжаю ненадолго, поэтому даже Алексея не буду брать с собой. Думаю, что вернусь уже первого числа.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ники, я боюсь. Министры все полны лицемерия, они во всем со мной соглашаются, но действуют исключительно в своих интересах. Так бы и отколотила их всех. За что они ненавидят Протопопова?
НИКОЛАЙ II. – Его жесткие меры раздражают народ.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Это говорит Родзянко? Не выношу его. Протопопова завещал нам наш Друг. Мы не должны давать другим министрам порицать его.
НИКОЛАЙ II. – Но его репрессивные меры не совсем уместны, они вызывают в народе возмущение. Особенно в то время как хлебные поставки в Петроград задерживаются.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты царь, и ты должен, наконец, показать народу и свою железную волю. Русский народ хороший, но привыкший к жесткой руке. А ты должен быть не только милостивым царем, но и проявлять жесткость, если надо.
НИКОЛАЙ II. – Аликс, ты все время говоришь и пишешь мне о том, чтобы быть твердым повелителем – это совершенно верно. Будь уверена, я не забываю, но вовсе не нужно ежеминутно огрызаться на людей направо и налево. Спокойного, резкого замечания или ответа очень часто совершенно достаточно, чтобы указать тому или другому его место…
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Твоего спокойного голоса уже никто не слышит, Ники. Прав был наш Друг, да будет ему царствие небесное… (Крестится, дочери и Вырубова делают то же, вслед за ней).
НИКОЛАЙ II. – (Устало). Хорошо, хорошо. В конце концов, народное возмущение немедленно утихнет, как только наша армия перейдет в наступление. Я в этом уверен. После того, как Англия и Франция стали регулярно поставлять нам оружие, я просто уверен, что уже весной мы перейдем в наступление. Осталось совсем немного потерпеть. Мы должны победить Германию, и мы одержим эту победу.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я боюсь оставаться одна. Да и дети нездоровы. У Ольги температура. У Татьяны и Анастасии - тоже. (Анастасии и Татьяне). Девочки, не пора ли вам пойти прилечь?
ТАТЬЯНА. – Мне совсем не хочется лежать. Я неплохо себя чувствую.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Но ведь ты больна.
ТАТЬЯНА. – Это неважно, мама. Я хочу побыть с вами.
АНАСТАСИЯ. – И я тоже.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Дети мои, мне нужно поговорить с отцом.
НИКОЛАЙ II. – Я зайду к вам попрощаться.
АЛЕКСЕЙ. – Хорошо, папа.
ТАТЬЯНА. – (Вырубовой). Аня, пойдем к Ольге. Ей ведь скучно без нас. Алексей, ты ведь тоже с нами?
Все, кроме Николая II и Александры Федоровны уходят.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я не понимаю твоих действий, Ники! Зачем ты подал надежду этому проходимцу Родзянко?
НИКОЛАЙ II. – Будь спокойна, дорогая. Родзянко не получил моей подписи.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Они все пытаются играть тобой. Не позволяй им этого, слышишь? Если бы ты знал, какие слухи о нас распускают! Если ты немедленно их не прекратишь, то мы совсем не найдем поддержки в этой войне.
НИКОЛАЙ II. – Пустяки, Аликс. Ты, как всегда, преувеличиваешь. Я ведь скоро вернусь. И ты, как всегда в мое отсутствие, просто должна следить за порядком в кабинете министров. Я озвучил свое мнение, и ты должна его придерживаться. Ну же, не сердись, моя железная Аликс. Ведь ты сделаешь, как я говорю?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Хорошо, Ники. Но ты должен обещать мне, что скоро вернешься. Я стала опасаться, что моих сил не хватит справиться со всем этим хаосом.
НИКОЛАЙ II. – Все будет хорошо. Вот увидишь.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Как можно чаще звони и телеграфируй мне. Ты ведь знаешь, как я люблю тебя с каждым годом все сильнее и сильнее и очень волнуюсь за тебя. Видишь - я ношу твою брошь. Ту самую, которую ты подарил мне в день нашей с тобой помолвки. Помнишь?
НИКОЛАЙ II. – Помню, дорогая. Мне кажется, что это было только вчера. Я очень тебя люблю. Я влюбился в тебя с первого взгляда. Ты помнишь? Тебе было тогда двенадцать лет. При английском дворе тебя тогда звали солнечным лучом.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да, я тоже хорошо помню тот день нашего знакомства. С тех пор ты – моя жизнь, мой возлюбленный и каждая разлука причиняет мне бесконечную душевную боль, потому что ведь это разлука с самым для меня дорогим и святым!
НИКОЛАЙ II. – Аликс, родная, хоть я и завален работой, мысленно я всегда с тобой.
Стук в дверь. Входит Волков.
ВОЛКОВ. – Ваше величество, экипаж подан.
НИКОЛАЙ II. – Хорошо. Я уже иду. (Делает Волкову знак, тот уходит, Александре Федоровне). Пойду, попрощаюсь с детьми. (Уходит).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Одна). Мой драгоценный! С тоской и глубокой тревогой я отпустила тебя одного без нашего милого Бэби. Какое ужасное время мы теперь переживаем! Еще тяжелее переносить его в разлуке – нельзя приласкать тебя, когда ты выглядишь таким усталым и измученным; Бог послал тебе воистину страшный тяжелый крест… Наш дорогой Друг в ином мире тоже молится за тебя. Он еще ближе к нам, но все же так хочется услышать его утешающий и ободряющий голос… Только, дорогой, будь тверд, вот что надо русским. Ты никогда не упускал случая показать любовь и доброту. Дай им теперь почувствовать кулак. Они сами просят об этом – сколь многие недавно говорили: «нам нужен кнут!» Это странно, но такова славянская натура… Они должны научиться бояться тебя. Любви одной мало. Ребенок, обожающий отца, все же должен бояться разгневать его… Крепко обнимаю и прижимаю твою усталую голову. Ах, одиночество грядущих ночей – нет с тобой Солнышка и нет Солнечного Луча. Чувствуй мои руки, обвивающие тебя, мои губы, нежно прижатые к твоим. Вечно вместе, всегда неразлучны.
(Уходит).
Музыкальная тема.
 
 Top
Екатерина
Отправлено: 26 Ноября, 2010 - 10:24:07
Post Id


Новичок форума.


Покинул форум
Сообщений всего: 2
Дата рег-ции: Нояб. 2010  





Выделено в отдельную тему из темы "Терновый Венец Спасителя"
КАРТИНА 2.
Александра Федоровна, Ден, Шнейдер сидят за шитьем.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Граф Бенкендорф сообщил мне ужасные известия о беспорядках в столице. (Ден) Лили, я слышала, ты ездила в Петроград? Что там происходит? Действительно ли все так ужасно?
ДЕН. – Да, ваше величество. Там творится нечто кошмарное! На улицах беспорядок и стрельба. Толпы народа требуют хлеба. Тут и там кровавые столкновения с полицией. Транспорт, продовольствие и топливо в полном расстройстве. Я нарочно заговаривала с извозчиками, так они мне рассказали, что к ним приехали студенты и объявили им, что если они выйдут утром, то в них будут стрелять.
ШНЕЙДЕР. – Какой ужас!..
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Какие испорченные типы эти студенты…
ДЕН. – Горят здания, и толпа не дает их тушить. Вся беда от разных зевак. Одни подстрекают других. Трудно сказать, что будет в следующую минуту.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Заметив проходящего по коридору Жильяра). Господин Жильяр! (Идет к нему). Господин Жильяр. (Отходит с Жильяром в сторону). Вы идете к Алексею?
ЖИЛЬЯР. – Да, ваше величество.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Видите ли, господин Жильяр, мне стало известно, что Петроград фактически захвачен бунтующими. Дума образовала Временное правительство с Родзянко во главе. Да, Дума оказалась на высоте положения, мне кажется, что она поняла наконец опасность, грозящую стране, но я боюсь, как бы это не было слишком поздно. Образовался комитет из революционеров-социалистов, который не хочет признать власть правительства. Я только что получила от государя телеграмму, в которой он извещает о своем прибытии к шести часам утра. Но он желает, чтобы мы покинули Царское Село и переехали в Гатчину, или чтобы мы выехали к нему навстречу. Я в нерешительности. Дети больны. Но вы… прикажите все приготовить на случай отъезда Алексея.
ЖИЛЬЯР. – Хорошо, ваше величество. Я сделаю так, как вы велите.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ступайте, господин Жильяр, отдайте распоряжение об отъезде. Идите же. (Возвращается к Шнейдер и Ден). Мы все в большой опасности. Я не знаю, что мне делать… Я пойду к детям. А вы подготовьте Аню на тот случай, если нам все же придется бежать. Нужно крепиться и надеяться на божью помощь…
(Уходят).
Через некоторое время с сумочкой пробегает Демидова.
ДЕМИДОВА. – (Сталкивается с проходящим по коридору Гиббсом). Ах! Это вы, мистер Гиббс… Как вы меня напугали!..
ГИББС. – Неужели я так страшен?
ДЕМИДОВА. – Мне страшно, мистер Гиббс… Мне очень страшно… Говорят, что мятежные войска подступают, и они уже близко.
ГИББС. – Не бойтесь, Анна. Это все – временное явление. Вот увидите. Возьмите же себя в руки. Если мы все поддадимся панике, то пропадем.
ДЕМИДОВА. – Ее величество приказала не волновать больных детей… Она старается держаться спокойно, и от этого мне делается еще страшнее. Мне кажется, что случилось что-то непоправимое.
ГИББС. – Ну, полно, полно, Анна. Берите пример с ее величества. Хотите, я помогу вам донести все это?
ДЕМИДОВА. – (Смутившись). Спасибо, мистер Гиббс, право не стоит. Это ведь моя обязанность. (Быстро уходит).
Гиббс уходит в другую сторону. Входят Жильяр и Александра Федоровна.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я так благодарна вам за ваше участие, господин Жильяр.
ЖИЛЬЯР. – Я всегда готов помочь вашему величеству.
Стук в дверь. Входит Волков.
ВОЛКОВ. – Ваше величество, из госпиталя прибыл доктор Деревенко.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Зови его сюда, Алексей Андреевич. Сию же минуту!
ВОЛКОВ. – Слушаюсь! (Уходит).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Владимир Николаевич должен быть в курсе сложившейся обстановки на улицах.
Входит доктор Деревенко.
ДЕРЕВЕНКО. – Добрый день, ваше величество. Здравствуйте, господин Жильяр.
Жильяр вежливо кивает.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Владимир Николаевич, скажите немедленно, что сейчас происходит на улицах? Государь велел нам уезжать в Гатчину, но как же нам ехать с больными детьми?..
ДЕРЕВЕНКО. – Похоже, что вам это и не удастся. Весь железнодорожный узел уже занят восставшими.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Значит, мы не сможем выехать? Но как же… как же государь? Ведь он должен приехать утром.
ДЕРЕВНКО. – Боюсь, что его величеству едва ли удастся приехать завтра утром. Железная дорога оцеплена.
АЛЕКСНАДРА ФЕДОРОВНА. – Боже! Что же с ним будет?
ДЕРЕВЕНКО. – Скорее всего, государь задержится до тех пор, пока не будет усмирен бунт.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Значит… Значит мы остаемся здесь одни… А что же будет с государем? Ведь он тоже там совсем один.
ДЕРЕВЕНКО. – Нам остается только надеяться, что ничего страшного не случится, и порядок будет наведен. А теперь давайте-ка осмотрим наших больных. Господину Боткину пора дать отдохнуть, ведь он не отходит от их высочеств уже больше суток.
Уходят. Музыкальная тема.

КАРТИНА 3.
Вечер. Жильяр напряженно всматривается в окно, с улицы доносится «Марсельеза» и раздаются выстрелы.
Входит Трупп.
ТРУПП. – Господин Жильяр, прибыла баронесса Буксгевден. Похоже, у нее тревожные известия. Может быть, вы сможете выслушать ее, пока ее величество занята больными? Государыня приказала всем обращаться к вам.
ЖИЛЬЯР. – Да, да, конечно. Пригласите госпожу Буксгевден сюда.
ТРУПП. – Хорошо. (Уходит).
ЖИЛЬЯР. – Одна новость тревожнее другой…
Входит Буксгевден.
БУКСГЕВДЕН. – (Она явно взволнована). Добрый вечер, господин Жильяр.
ЖИЛЬЯР. – Добрый вечер, София Карловна.
БУКСГЕВДЕН. – Господин Жильяр, необходимо срочно предупредить ее величество!.. Я только что узнала, что произошел бунт в нашем Царскосельском гарнизоне. Какой ужас! На улицах стреляют. Вы слышите шум? Это идут бунтующие солдаты!
Входит Александра Федоровна.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ах, Иза!.. Добрый вечер. Что-то случилось?
БУКСГЕВДЕН. – Взбунтовался наш гарнизон. Они приближаются к дворцу. (Слышен выстрел). Вы слышите? Это стреляют они.
Все подходят к окну.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Дворец охраняют всего две роты. Если изменщики ворвутся во дворец, кто же защитит нас?..
Входит Волков.
ВОЛКОВ. – Ваше величество, вас просят к телефону.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я иду. (Уходит).
Входит Мария.
МАРИЯ. – Добрый вечер, Иза.
БУКСГЕВДЕН. – Добрый вечер, Мария Николаевна.
МАРИЯ. – (Подходит к окну). Что это?..
ЖИЛЬЯР. – Это бунт. Мария Николаевна, постарайтесь не волноваться. Наши солдаты постараются не допустить бунтующих во дворец. Если ваши сестры спросят, что это за выстрелы, скажите им, что просто идут учения. Мы не должны волновать больных.
МАРИЯ. – Я все поняла, господин Жильяр. Но что же будет дальше?
ЖИЛЬЯР. – Я не знаю…
МАРИЯ. – А папа? Папа ведь приедет завтра?
ЖИЛЬЯР. – Едва ли. Говорят, повреждены железнодорожные пути.
Входит Александра Федоровна. За окном слышны команды: «От конвоя – постоянные разъезды на линии вокзал-казармы. Зенитной батарее и пулеметам экипажа занять позицию, удобную для открытия огня – вдоль улиц, ведущих ко дворцу…»

АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Взволнованно). Они окружают дворец. Часовой убит. Боже мой, неужели будет кровавое столкновение?.. (Набрасывает шаль). Я пойду к солдатам. Я… (Взглянув на Марию). Оденься, Мари. Мы вместе пойдем к нашим солдатам, мы будем говорить с ними, просить сохранять спокойствие и обойтись без кровопролития. Нужно упросить солдат вступить в переговоры с мятежниками. Если начнется битва, то наша оборона не выдержит, и мы все погибнем. Идем же, Маша! (Уходят).
БУКСГЕВДЕН. – Ах, господин Жильяр, мне так страшно, так страшно…
ЖИЛЬЯР. – Нам нужно следовать примеру ее величества, и пытаться сохранять спокойствие. Нам всем.
БУКСГЕВДЕН. – Как здоровье их высочеств и госпожи Вырубовой?
ЖИЛЬЯР. – У всех корь. Очень высокая температура.
БУКСГЕВДЕН. – Я пойду к Анне Александровне. Госпожа Ден у нее?
ЖИЛЬЯР. – Да, как будто.
Буксгевден уходит. Входит боцман Деревенько.
БОЦМАН. – Его высочество хочет вас видеть.
ЖИЛЬЯР. – Хорошо. Я иду. (Уходят).
Музыкальная тема.

КАРТИНА 4.
Входят Ден и Буксгевден.
ДЕН. – Пусть лучше спит. Не могу так долго обманывать Аню и делать вид, будто ничего не происходит.
БУКСГЕВДЕН. – Ее величество все еще разговаривает с солдатами?
ДЕН. – Похоже, что да. (Смотрит в окно). Боже мой, мятежники у самого дворца! Мария Николаевна тоже разговаривает с солдатами. Боже, какой ветер!.. Настоящая метель… Неужели остановились?.. Да, похоже, что мятежники остановились.
Обе смотрят в окно. Входит Жильяр.
ЖИЛЬЯР. – Похоже, что на сегодня все окончено.
ДЕН. – На сегодня? Только на сегодня?
ЖИЛЬЯР. – Я, как и вы, надеюсь на лучшее, госпожа Ден. Кто знает, оправдаются ли наши надежды?..
Входят Александра Федоровна и Мария, обе утомлены.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Кажется, нам удалось склонить их к мирным переговорам. Боже мой, как я устала…
Входит Боткин.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Евгений Сергеевич, вы от наших больных? Как они себя чувствуют?
БОТКИН. – Сейчас все спят. У Ольги Николаевны сильный жар, а вот у Татьяны Николаевны температура немного спала, у Анастасии Николаевны тоже начинается корь. Состояние Алексея Николаевича стабильное. Анна Александровна все еще плоха. Вот все, что я имею сказать. Ничего утешительного. У Алексея Николаевича сейчас дежурят господин Деревенко и матрос Нагорный.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Благодарю вас, Евгений Сергеевич.
БОТКИН. – Как врач, я рекомендовал бы всем расходиться спать, пока обстановка относительно спокойная. Ведь уже поздно. (Александре Федоровне). Ваше величество, не забудьте принять ваше лекарство.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да. Я, пожалуй, пойду к себе. Спокойной ночи! (Уходит).
БОТКИН. - Спокойной ночи, господа! (Уходит).
Все расходятся.
МАРИЯ. – (Тихо Ден). Я не смогу заснуть. Мне страшно…
ДЕН. – Мне тоже.
МАРИЯ. – А давайте, я приду к вам, Лили.
ДЕН. – Хорошо.
Уходят. Музыкальная тема.

КАРТИНА 5.
В гостиную входят Мария и Ден.
МАРИЯ. – Уже несколько дней от папа нет известий. Я так волнуюсь… Бедная мама… Я удивляюсь, как ей удается сохранять спокойствие, когда она входит к девочкам и Алексею.
ДЕН. – У вашей мамы огромная сила воли.
МАРИЯ. – Ни девочки, ни Алексей еще ничего не знают. (Кашляет). Они не знают, о бунтах в Петрограде, что дворец под усиленной охраной и что мы не знаем, где папа. Как тяжело скрывать это от них. Я не привыкла иметь тайн от сестер.
ДЕН. – Да. Это очень тяжело. Но мы с вами не должны никого расстраивать. Сейчас для ее величества вы – единственная поддержка.
Входит Александра Федоровна.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Они требуют конституции. Дума говорит, что конституция еще могла бы предотвратить опасность. Но что я могу сделать без государя? Ведь я не имею права…
МАРИЯ. – Так что же нам делать? (Кашляет).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Мария, твой кашель все не проходит, это пугает меня.
МАРИЯ. – Пустяки. Я всего лишь немного простудилась той ночью.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты должна обязательно сказать об этом нашим докторам.
МАРИЯ. – Хорошо, мама. Позже.
Входит Волков.
ВОЛКОВ. – Ваше величество, к вам великий князь Павел Александрович.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ах, наконец-то! Я сейчас приму его. Может быть, ему удалось узнать, где государь… (Уходит, вместе с Волковым).
Мария останавливается в дверях.
МАРИЯ. – Я тоже хочу услышать. Может быть, он действительно знает, где папа.
ДЕН. – Похоже, Павел Александрович что-то узнал… (Подходит к Марии, обнимает ее).
МАРИЯ. – (Прислушивается). Они говорят о папе… Почему Павел позволяет себе кричать на маму? Неужели что-то случилось?..
ДЕН. – Государыня сама нам все скажет. Надеюсь, ничего страшного не произошло…
МАРИЯ. – За эти дни мы не получили ни одной хорошей вести. Все, кто может, покидают нас. Даже наш гвардейский экипаж, которым мы все гордились, ушел присягать Временному правительству.
ДЕН. – И все-таки надо надеяться. Надо верить. Помните, что завещал вам старец Григорий?
МАРИЯ. – Я стараюсь верить в лучшее. Мама говорит, что мы должны помнить слова Григория. А еще Аня и мама хотят построить у его могилы приют для инвалидов. Я сама слышала, как Аня говорила, что хотела бы закончить свои дни в этом приюте.
ДЕН. – Как только утихнет бунт и поправятся ваши сестры, мы все вместе обязательно побываем на могиле Григория.
МАРИЯ. – Так о чем же они говорят? Мне кажется, что-то случилось.
ДЕН. – Сейчас мы все узнаем. Кажется, Павел Александрович уходит.
Входит Александра Федоровна, она подавлена.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Отрекся…
МАРИЯ. – Что?.. Что?..
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Государь отрекся от престола в пользу Михаила… Павел показал мне опубликованный манифест.
МАРИЯ. – Что с папа? Где он?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – В Пскове.
МАРИЯ. – Когда он приедет?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я не знаю. И Павел тоже не знает. Я попросила Павла выяснить обстоятельства. Мы будем надеяться, что с папой ничего не случится. Мы все будем за него молиться.
Входит Трупп.
ТРУПП. – Ваше величество, чай подан.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Благодарю вас. (Ден и Марии). Идемте же к чаю. За чаем и поговорим.
Все выходят, не заметив, что Мария остается. Мария медленно оседает на пол, рыдает. Возвращается Ден, молча подходит к Марии, садится на пол рядом с ней, Мария кладет ей голову на плечо, плачет.
ДЕН. – (Целует Марию). Душка моя… Не надо плакать. Своим горем вы убьете мама. Подумайте о ней. Ну не плачьте…
МАРИЯ. – (Взяв себя в руки). Ах, я совсем забыла, Лили. Конечно же, я должна подумать о мама.
ДЕН. – Государыня послала за вами, она ждет вас к чаю.
МАРИЯ. – (Успокаиваясь). Мы не должны оставлять маму одну. (Кашляет). Мы должны быть вместе. Идем, Лили, мама нас ждет.
Уходят. Музыкальная тема.

КАРТИНА 6.
Александра Федоровна сидит за столом, уничтожая бумаги. С ней доктор Боткин.
БОТКИН. – У Марии Николаевны воспаление легких. Температура очень высокая. АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ах, и Мария тоже теперь больна…
БОТКИН. – Татьяна Николаевна и Ольга Николаевна идут на поправку. Алексею Николаевичу тоже намного лучше. У Анастасии Николаевны температура все еще держится. Анне Александровне становится лучше.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Слава богу… Спасибо вам, Евгений Сергеевич, что все это время вы были с нами. Ведь вы уходите от нас?
БОТКИН. – Я буду с вами все время. Это мой долг врача.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – В эти дни все покидают нас. Даже те, кого мы считали своими друзьями.
БОТКИН. – Я остаюсь с вами. Это решено.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – А как же ваши дети?
БОТКИН. – Мои дети в безопасности. А мой долг врача быть подле вас и вашей семьи.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я очень благодарна вам, Евгений Сергеевич. И, раз вы остаетесь, ступайте к больным… Я приду к ним позже, как только закончу дела.
БОТКИН. – Хорошо, ваше величество. (Уходит).
Александра Федоровна звонит в колокольчик. Входит Волков.
ВОЛКОВ. – Звали, ваше величество?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да. Будь добр, позови ко мне господина Жильяра.
ВОЛКОВ. – Слушаюсь. (Уходит).
Александра Федоровна подавленно сидит. Входит Жильяр.
ЖИЛЬЯР. – Вы звали меня, ваше величество?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да, Пьер. Присядьте.
ЖИЛЬЯР. – Что-то еще случилось, ваше величество?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да. Вы ведь уже знаете об отречении государя в пользу великого князя Михаила Александровича?
ЖИЛЬЯР. – Да, ваше величество.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Михаил Александрович тоже подписал отречение. Власть перешла к Временному правительству. Судьба России в руках Учредительного собрания. Я говорила с генералом Корниловым. От имени Временного правительства он объявил, что наша семья арестована и все те, кто не желает подвергаться тюремному режиму, должны покинуть дворец до четырех часов. Так что вы можете быть свободны.
ЖИЛЬЯР. – Я остаюсь.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Но, господин Жильяр, вы понимаете, на что вы идете и какому риску подвергаете себя?
ЖИЛЬЯР. – Да, ваше величество. Но я все равно остаюсь. Ведь вы говорили, что мы стали друзьями, а разве я могу оставить своих друзей в трудную минуту?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я очень вам благодарна за это.
ЖИЛЬЯР. – Иначе я не смог бы.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Государь возвращается завтра, надо предупредить Алексея, обо всем ему рассказать. Не сделаете ли вы это? А я поговорю с дочерьми.
ЖИЛЬЯР. – Да, конечно же.
Уходят.
Входит заплаканная Демидова, смахивает пыль. В дверях останавливается Гиббс.
ГИББС. – Ее величества здесь нет?
ДЕМИДОВА. – Государыня вышла к их высочествам. Вы тоже покидаете нас, мистер Гиббс? Почти все покидают дворец.
ГИББС. – Я остаюсь. Я очень привязался к детям за эти годы. Не могу же я покинуть их теперь. Ведь впереди – неизвестность, а это самое тяжелое. Мой долг христианина быть сейчас вместе с их высочествами. А вы, Анна, уезжаете в родной город или тоже остаетесь?
ДЕМИДОВА. – Разве я смогу покинуть тех, кто сделал для меня столько добра?
Входит боцман Деревенько, вид у него довольно нахальный.
БОЦМАН. – Ну и где она? Где эта бывшая императрица, черт бы ее побрал?
ГИББС. – Что вам здесь нужно, господин Деревенько?
БОЦМАН. – Господ ищи в другом месте, а я хочу получить свои деньги. Не могу же я уйти на улицу без денег. У меня, знаете ли, тоже есть семья.
ГИББС. – Вам должно быть стыдно, боцман. Ведь вы – офицер императорской армии. Вам государь доверил своего сына, который играл с вашими детьми. А вы ведете себя…
БОЦМАН. – Экая важность! Играл. Да и кто он теперь? Никто. А императрица с императором и господа всякие – кто? Никто. Были – и нету.
Входит Александра Федоровна.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Что здесь происходит?
БОЦМАН. – Александра Федоровна, я хочу получить причитающиеся мне деньги! Я ведь теперь ухожу от вас, а идти мне, собственно говоря, не с чем. Неплохо было бы и заплатить мне!
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Открывает секретер, достает деньги). Вот. Возьмите, пожалуйста. Мы все благодарим вас за вашу службу.
БОЦМАН. – Хм! Маловато будет. Добавьте-ка.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Растерянно). Возьмите…
БОЦМАН. – А нет ли у вас еще чего-нибудь? А то, знаете ли…
ГИББС. – Довольно! Прекратите немедленно!..
БОЦМАН. – А то что? Арестуете? Нет. Это вы арестованы. Кончилось ваше время. Все!
ГИББС. – Немедленно убирайтесь вон!
БОЦМАН. – Гляди-ка, - защитник какой! Из англичан, а тоже туда же… Ну, ладно. Прощевайте. (Уходит).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Спасибо вам, мистер Гиббс.
ГИББС. – Не стоит, ваше величество.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Вы тоже пришли за расчетом?
ГИББС. – Что вы, ваше величество. Я пришел сказать, что остаюсь вместе с вами. АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я очень всем вам благодарна. Видит бог, я не держу зла и на тех, кто покинул нас. Ведь они имеют на это полное право.
ГИББС. – Есть какие-нибудь сведения о государе?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Государь приезжает завтра. Бедная Мария так ждала его все эти дни…
ГИББС. – Как здоровье их высочеств?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Девочки понемногу выздоравливают. Алексею становится лучше. Больше всего меня беспокоит здоровье Марии. Доктор Боткин говорит, что у нее воспаление легких. Температура очень высокая…
ГИББС. – Мы все будем надеяться на скорое выздоровление Марии Николаевны.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Мы все за нее молимся. Я пойду к детям. (Уходит).
ДЕМИДОВА. – Мне так жалко государыню. Столько всего и сразу обрушилось на нее. Не могу поверить, что все кончено. Мистер Гиббс, вы, конечно, уедете на родину, как только ситуация прояснится?
ГИББС. – Я останусь учителем их высочеств до тех пор, пока это будет возможно. А потом… Потом и увидим. Я пойду к Алексею Николаевичу. (Уходит).
Демидова, смахнув пыль с секретера, тоже уходит. Некоторое время сцена пуста.
За окном слышатся голоса:
- Открыть ворота бывшему царю!
Слышен шум подъезжающей машины. Через некоторое время Волков открывает дверь. В сопровождении князя Долгорукова входит Николай II, к нему навстречу в сопровождении Демидовой выбегает Александра Федоровна, бросается к нему. Оба рыдают, обнявшись.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
Дом Свободы в Тобольске. На первом этаже – караульная комната, на авансцене – часть двора. На втором – кабинет Николая II и гостиная.

КАРТИНА 1.
Двор. В карауле стоят солдаты. Николай II и князь Долгоруков пилят дрова. Генерал Татищев рубит. Великие княжны в простых косынках, скрывающих остриженные после болезни волосы. Татьяна, Мария и Анастасия носят и складывают поленья. Им помогают Алексей, Жильяр и Гиббс. Неподалеку сидят Ольга и Александра Федоровна. Отдельно с шитьем сидят Демидова и Гендрикова.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Беседует с Ольгой). Накинь шаль, Оленька, ты еще простужена. Ты принимала сегодня лекарства?
ОЛЬГА. – Да, мама.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Не забывай носить образок нашего Друга. Боже мой, как представлю, что они сделали с его могилой!.. Господь не простит нам этого.
ОЛЬГА. – Мама, твоей вины в случившемся нет. Постарайся не думать об этом. Ведь теперь мы не вольны ничем распоряжаться. Да и были ли когда-нибудь?..
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ах, эти ужасные пять месяцев заточения в Царском… Мне кажется, я никогда этого не забуду.
ОЛЬГА. – Зато теперь мы все вместе. И папа все время с нами.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Я хочу, чтобы нас поселили в Ивановском монастыре. В монастыре началась наша династия, пускай в монастыре она и закончится. Папа разговаривал с архиепископом, и он готов помочь нам в этом.
ОЛЬГА. – Сейчас монастырь был бы самым подходящим для нас местом. Однако нынешняя власть едва ли это одобрит.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Нынешняя власть пока что только и делает, что всех арестовывает и творит погромы. Бедные Лили и Аня! До сих пор не могу понять, за что их арестовали. Не пожалели даже Аню, нашего инвалида. (Алексею). Алексей! Пожалуйста, будь осторожен, мой милый!
ТАТЬЯНА. – (Весело сестрам). Как вам нравится наш новый вид спорта?
АНАСТАСИЯ. – Просто здорово! Не думала, что это может быть так весело. Смотрите, какое полено! Неплохое оружие, неправда ли? (Все смеются).
ГИББС. – (Жильяру). Если здешние зимы такие холодные, как нам говорили, то боюсь, что этих дров хватит ненадолго.
ЖИЛЬЯР. – Вы правы, господин Гиббс. Я сам об этом подумал. Что же мы будем делать тогда?
ГИББС. – Не знаю, господин Жильяр. Будем учиться переносить холод.
НИКОЛАЙ II. – (Пилит дрова с Долгоруковым, Долгорукову). А ведь это похуже Смутного времени?
ДОЛГОРУКОВ. – Много похуже, ваше величество.
НИКОЛАЙ II. – Сколько партий сразу, и все хотят править по-своему, но все входят в состав Временного правительства. Как лебедь, щука и рак.
ДОЛГОРУКОВ. – Теперь еще появились большевики, которые тянут одеяло на себя. Кто перетянет – неизвестно.
НИКОЛАЙ II. - (Татищеву). Господин генерал, может быть у вас найдется свежая газета?
ТАТИЩЕВ. – Никак нет, ваше величество.
НИКОЛАЙ II. – Как медленно до нас доходят новости из столицы.
Появляются Панкратов и Никольский в сопровождении Кобылинского.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Вот, извольте видеть, товарищи. Арестованные заняты работой.
ПАНКРАТОВ. – Так-так… Любопытно…
КОБЫЛИНСКИЙ. – Николай Александрович пожелал заняться какой-нибудь физической работой. Я предложил им заняться заготовкой дров для кухни.
НИКОЛЬСКИЙ. – Было бы надежнее во время таких работ усиливать охрану. Ведь у арестованных в это время и пила, и топоры – могут вполне сойти за оружие. Товарищ Панкратов, помните, как нам в свое время приходилось жить в ссылке?
КОБЫЛИНСКИЙ. – Не нужно забывать, товарищи, что именем Временного правительства приказано ни в чем не стеснять узников, а лишь ограничивать свободу их передвижения.
ПАНКРАТОВ. – Что же, разберемся… Позовите сюда арестованного Романова.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Ваше велич…
НИКОЛЬСКИЙ. – (Грубо). Где это вы видите величество?
КОБЫЛИНСКИЙ. – Николай Александрович!
НИКОЛАЙ II. – (Подходит). Я, господин полковник.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Товарищи комиссары прибыли, чтобы лично следить за порядком на занимаемой вами территории.
НИКОЛАЙ II. – Очень хорошо.
ПАНКРАТОВ. – Я - комиссар Панкратов Василий Семенович, а это – мой помощник – Никольский Александр Владимирович. От имени Временного правительства нам поручено следить за порядком здесь.
НИКОЛАЙ II. – А как же полковник?
ПАНКРАТОВ. – Гражданин Кобылинский может быть свободным, если желает. Его здесь ничто не держит.
Николай II растерянно смотрит на Кобылинского.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Товарищ комиссар, могу ли я остаться здесь?
ПАНКРАТОВ. – (Удивленно). Остаться? Ну, что же, если хотите, можете и остаться. Свобода выбора превыше всего. Можете даже продолжать выполнять обязанности коменданта, если вам так угодно.
НИКОЛАЙ II. – (Кобылинскому). Я очень рад, Евгений Степанович, что вы останетесь с нами. Знаете ли, приятно видеть знакомые лица.
Входит Шнейдер.
НИКОЛЬСКИЙ. – (Увидев вошедшую Шнейдер). Это еще что такое?! Кто эта женщина? (Шнейдер). Эй вы! Женщина! Да вы! Немедленно идите сюда! Ну, что встала? Сюда иди!
Опешившая Шнейдер подходит.
НИКОЛАЙ II. – Александр Владимирович, вы ведете себя недостойно по отношению к даме.
НИКОЛЬСКИЙ. – (Шнейдер). Кто вы и зачем сюда пришли?
НИКОЛАЙ II. – (Твердо Никольскому). Александр Владимирович, я требую, чтобы вы немедленно…
НИКОЛЬСКИЙ. – Он требует!.. (Поворачивается к Николаю II спиной. Шнейдер). Кто вы?
ШНЕЙДЕР. – Я приехала вместе с арестованной семьей императора…
НИКОЛЬСКИЙ. – «Императора». Бывшего императора, бывшего! Пора уже запомнить. Как вас зовут?
ШНЕЙДЕР. – Мое имя Шнейдер Екатерина Адольфовна.
НИКОЛЬСКИЙ. – (Брезгливо). Немка. Поразвелись тут… Кто вы и зачем пришли?
ШНЕЙДЕР. – Я гофлекстрисса при государыне и ее дочерях. Я занимаюсь с их высочествами русским и немецким языками.
НИКОЛЬСКИЙ. – Немка учит русскому языку! Проходи уже, гофлектрисса. Ну, что встала? Иди, куда шла!
Шнейдер проходит.
НИКОЛАЙ II. – Александр Владимирович, что вы себе позволяете…
НИКОЛЬСКИЙ. – А мы университетов не кончали, Романов. (Кобылинскому). Кобылинский, почему у вас здесь такой беспорядок?
КОБЫЛИНСКИЙ. – Порядок соблюдается согласно предписанию.
НИКОЛЬСКИЙ. – А как это у вас так свободно уходят, приходят? Так нельзя. Так могут и чужого человека впустить. Надо и всех снять.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Товарищ Никольский, арестованных охраняют те же солдаты, что и в Царском Селе, которые прекрасно всех знают.
НИКОЛЬСКИЙ. – А нас, бывало, заставляли сниматься и в профиль, и в лицо! Так надо же и их всех снять. Сегодня же. Гражданин Романов, идите и передайте всем своим, что сегодня же всех снимут как положено – в лицо и в профиль, и на каждого будут заведены документы. Все. Идите.
НИКОЛАЙ II. – Но позвольте…
НИКОЛЬСКИЙ. – Не возражать мне! Идите!
Николай II отходит к притихшим дочерям.
ПАНКРАТОВ. – (Никольскому). По-моему, вы перебарщиваете со строгостью, товарищ Никольский. Помните, чему учит наша партия социалистов-революционеров?
НИКОЛЬСКИЙ. – Я перебарщиваю? Товарищ Панкратов, вы что, не помните, сколько лет вы провели в заключении? И все по их царской милости. Так нужно сделать так, чтобы и они сами, на своей царской шкуре почувствовали, каково нам там было!
ПАНКРАТОВ. – (Глядя на работающих). Низложенный император трудится вместе со своими слугами – это ли не показатель равенства? (Подходит к Николаю II) Николай Александрович, скажите всем своим, чтобы заходили.
НИКОЛАЙ II. – Хорошо. (Всем). Господа, пора заканчивать работу и заходить!
АНАСТАСИЯ. – Как жалко! Опять весь день просидим дома…
Все заходят, кроме Панкратова, Кобылинского и Никольского.
ПАНКРАТОВ. – Это вы, Кобылинский, хорошо придумали – разрешить арестантам трудиться. Ведь труд – это основа всех основ человеческих. Мы все должны трудиться.
НИКОЛЬСКИЙ. – Слишком вы просто думаете, товарищ Панкратов.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Не угодно ли вам, товарищи комиссары, осмотреть все помещение?
ПАНКРАТОВ. – С удовольствием.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Идемте же.
Уходят.

КАРТИНА 2.
Зима. Караульная комната. На полу в углу несколько солдат играют в карты. За столом сидит Кобылинский с озабоченным видом. Никольский безотрывно смотрит в окно.
КОБЫЛИНСКИЙ. – (Озабоченно себе). Расходов много, а обещанных правительством денег все нет и нет… Комиссар – сектант и фанатик, его помощник – идиот и настоящий зверь… Вот ведь жизнь. (Громко). Солдат!
Один из солдат встает.
СОЛДАТ. – Звали, полковник?
КОБЫЛИНСКИЙ. – Звал, звал. Пойди и позови мне повара Харитонова.
СОЛДАТ. – Есть. (Уходит).
КОБЫЛИНСКИЙ. – (Задумчиво). Придется опять сокращать число прислуги… Иначе не вытянем.
НИКОЛЬСКИЙ. – (Со злым восторгом). Ага! Вот ты мне и попался, царский выродок! (Стремительно уходит).
КОБЫЛИНСКИЙ. – Опять недоволен, скотина. Что опять учинить решил? Все у него виноваты, что он в Якутии ссылку отбывал. Да такого, как он, я бы не только в Якутию, - еще куда подальше выслал бы к чертовой матери. Глаза бы мои на него не глядели! (Другому солдату). Подкинь печку. Холодно как…
СОЛДАТ. – Есть. (Подбрасывает).
КОБЫЛИНСКИЙ. – Почти до Рождества зимы не было, а теперь уж прихватила… Императрица, наверное, опять больна. Не выносит холода и сырости.
Входит Харитонов в сопровождении солдата.
ХАРИТОНОВ. – Вызывали, господин полковник?
КОБЫЛИНСКИЙ. – Звал, звал. Поди сюда, Иван Михайлович. Видишь вот – какие у нас расходы?
ХАРИТОНОВ. – Продовольствие подорожало, господин полковник.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Ты вот что, Иван Михайлович, бери пока все в кредит. А там, может быть, скоро и деньги пришлют.
ХАРИТОНОВ. – Да я, господин полковник, давно уже в кредит все беру. Да уже не верят. Отказывать стали.
КОБЫЛИНСКИЙ. – М-да… Ну, что-нибудь придумаем. Иван Михайлович, придется сократить число слуг, денег на содержание у нас не осталось. Так вы там сами между собой договоритесь.
ХАРИТОНОВ. – Хорошо. Я вас понял. Я передам нашим.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Я все сказал. Можете идти заниматься своими делами. (Харитонов уходит. Себе). Не пришлось бы урезать провиант. Нужно обратиться к добрым людям, чтобы помогли, кто чем может…
Вбегает Алексей, с грохотом ставит себе стул, садится, отвернувшись.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Алексей Николаевич. (Алексей молчит). Алексей Николаевич! Что-то случилось?
АЛЕКСЕЙ. – (Резко). Нет, ничего!
КОБЫЛИСНКИЙ. – Вас кто-то обидел? Я вижу… Кто-то из солдат?
АЛЕКСЕЙ. – Никольский!
КОБЫЛИНСКИЙ. – (Про себя). Вот ведь животное!
АЛЕКСЕЙ. – Я был на прогулке и выглянул через забор на улицу – больше ничего. Никольский тут же подлетел ко мне и прямо при солдатах накричал на меня. Он все время на меня кричит и грубит сестрам. Прямо при солдатах, которые еще недавно должны были отдавать нам честь. Они все смотрят на нас как на преступников. Но ведь мы не сделали им ничего дурного!
КОБЫЛИНСКИЙ. – Такое наступило время, Алексей Николаевич. Такое непонятное, тяжелое время…
АЛЕКСЕЙ. – Мама говорит, надо терпеть. Никому не рассказывайте о том, что произошло. А то сестры и мама очень расстроятся. Папа говорит, что их нужно оберегать и не расстраивать по пустякам. Я пойду. А то сейчас сюда придет Никольский. (Уходит).
КОБЫЛИНСКИЙ. – Этот Никольский – редкостный хам. И упрямый, как бык. Говорят, бывший семинарист…
Входит довольный Никольский.
НИКОЛЬСКИЙ. – Ух, и отделал я их всех! И солдат, и этого гаденыша царского! Ишь удумал мне – через забор выглядывать. И гору их ледяную сломать надобно – с этой горы их с улицы видать.
КОБЫЛИНСКИЙ. – Так ведь скучно им здесь. То солдаты на их качелях слова неприличные вырезали – пришлось убрать качели, то вот теперь гору сломаете…
НИКОЛЬСКИЙ. – А мне что за дело до того?
Входит Панкратов.
ПАНКРАТОВ. – Здравия желаю! Как прошло ваше дежурство, товарищ Никольский?
НИКОЛЬСКИЙ. – Без особых происшествий. На территории порядок. Арестанты находятся в доме. Товарищ комиссар! Я и большинство преданных нам солдат, мы снова требуем, чтобы все арестованные и те, кто находится с ними, сняли царские погоны! Заметьте, мы ставим этот вопрос очень давно. Однако вы все не принимаете нужного решения. Поэтому повторяю: мы требуем, чтобы все они сняли вражеские погоны! Иначе мы примем такие меры, которые никому здесь не понравятся.
ПАНКРАТОВ. – Ну, хорошо. Этот вопрос мы рассмотрим немедленно. (Кобылинскому) Евгений Степанович, раз уж возникла такая ситуация, то снимите ваши погоны. Снимайте, снимайте. (Кобылинский снимает погоны). Давайте их сюда. А теперь пойдите и скажите Николаю Александровичу, господам Татищеву и Долгорукову и солдатам, которые все еще носят царские погоны, чтобы немедленно их сняли. Погоны принесете мне. Идите, Евгений Степанович. (Кобылинский уходит. Никольскому). Вы довольны, товарищ Никольский? Можете идти отдыхать.
НИКОЛЬСКИЙ. – Есть. (Уходит).
Входят Мария и Татьяна, обе в валенках и теплых кофтах, их волосы уже достаточно отросли.
ТАТЬЯНА. – Здравствуйте, Василий Семенович!
ПАНКРАТОВ. – Здравствуйте, барышни! Как ваши дела? Я слышал, вы, Мария Николаевна, были нездоровы?
МАРИЯ. – Пустяки. Все обошлось. Спасибо вам, Василий Семенович, за елку. Как жаль, что праздники закончились.
ПАНКРАТОВ. – Ну а где же Ольга Николаевна и Анастасия Николаевна?
ТАТЬЯНА. – Ольга сегодня нездорова. Анастасия сейчас сидит с мама. Мы с сестрами уговорились, что будем сидеть с мамой по очереди. Вы знаете, ведь у мама слабое здоровье.
ПАНКРАТОВ. – Тяжело же вам, барышням, так-то. Скучно, наверное. Да и холодно в верхних этажах.
МАРИЯ. – Мы стараемся не скучать. Анастасия с господином Жильяром придумывают для всех развлечения.
ТАТЬЯНА. – Мы не привыкли жаловаться на трудности. Я считаю, что трудности нужно преодолевать, а не жаловаться на них. Так нас учила мама.
ПАНКРАТОВ. – А что сейчас говорит ваша мама?
МАРИЯ. – А сейчас она много болеет, и очень страдает за наш народ.
ПАНКРАТОВ. – Мы все беспокоимся за свою страну, о своем народе. Посмотрите, ведь теперь наша страна свободна.
ТАТЬЯНА. – Свободна от чего?
ПАНКРАТОВ. – Ну… От всего прежнего. Теперь будем строить новую жизнь.
ТАТЬЯНА. – А какая она будет – новая жизнь?
ПАНКРАТОВ. – Теперь все будут свободны и равны между собой и каждый будет иметь свободные права.
ТАТЬЯНА. – Но как же люди будут жить, не зная своих обязанностей?
ПАНКРАТОВ. – Будьте спокойны, Татьяна Николаевна, они будут знать и свои обязанности, но, прежде всего, они будут иметь права. Вы ведь веруете в бога?
МАРИЯ. – Да. Мы верим в бога.
ПАНКРАТОВ. – Помните, что в религии сказано, что перед богом мы все равны? А мы же хотим, чтоб все были равны друг перед другом. В нашей школе, которую я сам открыл для солдат, мы обязательно каждый раз говорим нашим солдатам, что теперь они свободны и равны.
ТАТЬЯНА. – Вы говорите о свободе, так почему же мы до сих пор здесь? Ведь наша мама так хотела, чтобы нам разрешили поселиться в монастыре, но нам не позволили.
ПАНКРАТОВ. – Видите ли, Татьяна Николаевна, здесь самое безопасное для вас место. Если бы вы видели, что творится сейчас в городе и по всей стране. У вашей семьи так много врагов, а здесь вы под надежной охраной солдат.
МАРИЯ. – Папа читал вчера в газетах, что нас вышлют за границу, как только соберут Учредительное собрание. Это правда?
ПАНКРАТОВ. – Мало ли что пишут в наших газетах!
МАРИЯ. – Нет-нет. Папа говорит – мы лучше в России останемся. Пусть нас сошлют подальше в Сибирь.
ПАНКРАТОВ. – Я ничего не могу вам на это сказать. Я не знаю. Могу только порадовать вас вот этим. (Достает из стола несколько писем). Я знаю, вы любите получать письма от ваших друзей. Передайте их Александре Федоровне, она ведь не любит, когда я к ней вхожу.
МАРИЯ. – Спасибо, Василий Семенович, мы так рады! (Быстро просматривает). От Ани письмо. Вот мама обрадуется!
ТАТЬЯНА. – А это наши письма к друзьям. (Выкладывает). Мы пойдем к мама.
Мария и Татьяна уходят. Панкратов забирает оставленные письма и тоже уходит.
КАРТИНА 3.
Кабинет Николая II.
Николай II задумчиво сидит за столом, пишет в дневнике.
НИКОЛАЙ II. – (Себе). Вчера было по нашему прежнему стилю одиннадцатое апреля… (Пишет). День был хороший и сравнительно теплый. Много сидел на любимой крыше оранжереи, там славно пригревает солнце. Работал у горы над расчисткой глубокой канавы… (Перестает писать, себе). Алексей все еще не встает с кровати, но уже может пошевелить ушибленной ногой, его выздоровление затягивается… (Задумывается).
Входит Александра Федоровна, Подходит к Николаю II.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Бедный, бедный мой Ники… Они не дают тебе покоя нигде. Даже здесь.
НИКОЛАЙ II. – А разве ты знаешь покой, дорогая моя Аликс? Я ведь знаю, что ты почти не спишь ночами, что ты молишься за Россию, за спасение наших детей и за меня.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да, Ники, да. Я почти не сплю ночами. Все время думаю о нашей родине. От Ани доходят тревожные вести. В стране беспорядок. Даже теперь, когда война с Германией закончилась, так унизительно для России… Теперь свои убивают своих… Рушится весь мир. Ужасно!
НИКОЛАЙ II. – Да, дорогая. Настали трудные времена, еще более трудные. Думал ли я, отрекаясь от престола, что обрекаю свою страну на такие муки… Я думал, что тем самым принесу всем облегчение.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Не терзай себя, Ники… Я знаю, ты хотел совсем не этого.
НИКОЛАЙ II . – Я хотел спасти Россию, пусть даже это стоило бы мне короны.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты слишком мягок, мой дорогой, я всегда тебе это говорила. Эти люди воспользовались твоей мягкостью. Они обманули тебя, Ники. Они не сделали для родины ничего, а только разложили и развратили народ. Неужели наш славный русский народ так и не прозреет?
НИКОЛАЙ II. – Не тревожься, дорогая. Однажды все это закончится, и начнется совсем другая жизнь.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – А найдется ли в ней место для наших детей?
НИКОЛАЙ II. – Бог милостив, дорогая. Ты ведь сама так говоришь.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Мне кажется очень подозрительным появление этого нового комиссара Яковлева. Он все время ходит и приглядывается к нам. Иван и Климентий говорят, что слышали, как он агитирует солдат вступать в партию большевиков…
Входит Волков.
ВОЛКОВ. – Ваше величество, к вам комиссар Яковлев.
НИКОЛАЙ II. – Хорошо, пусть войдет.
Входит Яковлев. Николай II привстает в знак приветствия.
ЯКОВЛЕВ. – Доброе утро. Николай Александрович, я имею сообщение для вас. Хотелось бы поговорить с вами наедине.
Николай II делает Волкову знак, Волков уходит.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Твердо). Я никуда не пойду. Я непременно буду присутствовать при этом разговоре.
ЯКОВЛЕВ. – Хорошо, можете остаться. Дело в том, что мне приказано увезти вас отсюда, Николай Александрович. И я сделаю это сегодняшней ночью.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Но куда вы повезете государя?
ЯКОВЛЕВ. – Приказано не говорить. Таково распоряжение правительства.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Насколько это опасно?
ЯКОВЛЕВ. – За неприкосновенность Николая Александровича я отвечаю своей головой.
НИКОЛАЙ II. – Я никуда не поеду.
ЯКОВЛЕВ. – Если вы откажетесь ехать со мной, то я должен буду поступить двояко: или сложить свои полномочия, и тогда могут прислать менее гуманного человека, или же употребить силу.
НИКОЛАЙ II. – Я должен буду ехать один?
ЯКОВЛЕВ. – С вами могут поехать все, кто пожелает. Я имел возможность убедиться, что состояние здоровья Алексея Николаевича не позволяет ему отправиться вместе с вами, но у нас очень мало времени. Я получил телеграмму с распоряжением о вашем немедленном отъезде. Мы не можем ждать выздоровления Алексея Николаевича.
НИКОЛАЙ II. – Мы хорошо подумаем, и решим, кто поедет со мной, а кто останется в Тобольске. О нашем решении я сообщу вам немедленно.
ЯКОВЛЕВ. – Хорошо. Даю вам время подумать. (Уходит).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Бросается к Николаю II). Ах, Ники, Ники!.. Я знала, я предчувствовала, что что-то должно случиться! И вот – случилось. Алексей болен, тебя вызывает новая власть… Куда? Я думаю, что в Москву. Это слышали некоторые из наших людей. Что ждет тебя там? Неужели они опять хотят нас разлучить? Что теперь будет со всеми нами?
НИКОЛАЙ II. – Успокойся, успокойся, Аликс… Я прошу тебя, береги себя, береги Алексея…
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Нет, Ники. Я должна ехать с тобой. В эту минуту мы должны быть вместе.
НИКОЛАЙ II. – А кто же останется с Бэби?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Мое сердце разрывается от мысли, что я должна быть с кем-то одним из вас. Но здесь, по крайней мере, безопасно. Намного безопаснее, чем в Москве. Мы посоветуемся с девочками и решим, кто останется с Бэби, а кто поедет вместе с нами.
НИКОЛАЙ II. – Хорошо, дорогая. Решайте сами. Мне нужно собираться в дорогу.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да, дорогой. Я знаю, тебе нужно побыть одному. Пожалуйста, позови девочек. Я буду ждать их в гостиной.
НИКОЛАЙ II. – Хорошо, дорогая. (Уходит).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Переходит в гостиную). Господи, помоги нам! Старец Григорий, моли бога о нас! Ты ведь обещал, что спасены будем. Я хорошо помню: придут триста воинов и спасут нас. Нужно их дождаться. Это ли те триста воинов? Или пора еще не настала?
Входят плачущие великие княжны.
ТАТЬЯНА. – Неужели это правда и папу сегодня увозят?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да, мои родные. Все это правда. Татьяна, будь добра, позови сюда господина Жильяра.
ТАТЬЯНА. – Хорошо, мама. (Уходит со слезами).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Плачет). Бедные мои девочки!.. (Обнимает дочерей).
АНАСТАСИЯ. – Не плачь, мама. (Плачет). Ты не должна из-за нас расстраиваться.
АЛЕКСАНДАР ФЕДОРОВНА. – Боже мой, как страшно оставлять вас одних…
ОЛЬГА. – Ты должна, мама. Ты должна ехать. Это не обсуждается.
Входят Жильяр и Татьяна.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Вот и господин Жильяр. Вы ведь уже все знаете?
ЖИЛЬЯР. – Да, ваше величество. Все только об этом и говорят.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Комиссар уверяет, что с государем не случится ничего дурного и что, если кто-нибудь пожелает его сопровождать, этому не будут противиться. Я не могу отпустить государя одного. Его хотят, как тогда, разлучить с семьей. Хотят постараться склонить его на что-нибудь дурное, внушая ему беспокойство за жизнь близких. Царь им необходим. Они хорошо чувствуют, что он один воплощает Россию… Вдвоем мы будем смелее сопротивляться, и я должна быть рядом с ним в этом испытании… Но наш мальчик еще так болен… Вдруг произойдет осложнение… Боже мой, какая ужасная пытка!.. В первый раз в жизни не знаю, что мне делать. Каждый раз, как я бывала должна принять решение, я всегда чувствовала, что оно внушалось свыше, а теперь я ничего не чувствую. Но Бог не допустит этого отъезда, он не может, он не должен осуществиться. Я уверена, что этой ночью начнется ледоход. Тогда переправа долго будет невозможна. И тогда мы все останемся.
ТАТЬЯНА. – Но, мама, если папа все-таки придется уехать, нужно, однако, что-нибудь решить.
МАРИЯ. – Как же мы оставим Алексея?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ах, не надрывай мое сердце, Мария. (В задумчивости расхаживает по комнате). Я должна ехать. Государь сейчас в большей опасности, чем Алексей… Что же нам всем делать? (Жильяру). Да, так лучше: я поеду с Государем. Я не должна оставлять его. На этот раз я должна быть с ним. Я вверяю Алексея вам …
ТАТЬЯНА. – Я думаю, мы должны все остаться с Алексеем.
ОЛЬГА. – Мы не можем остаться все. Кто-то должен все время быть с мамой. Ведь мама тоже больна.
ТАТЬЯНА. – Ольга права. С тобой должна поехать хотя бы одна из нас.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Хорошо. Одна из вас поедет со мной. Другие же останутся вместе с Алексеем.
ОЛЬГА. – Я думаю, что с мамой должна ехать Татьяна. Ведь Таня – настоящая мамина правая рука.
АНАСТАСИЯ. – Я тоже так думаю.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Нет-нет, девочки. Конечно, Татьяна моя главная опора, но только она может заменить меня здесь.
ОЛЬГА. – Тогда я поеду.
МАРИЯ. – Я поеду. Татьяна – самая надежная и должна вести хозяйство, Ольга слаба здоровьем, чтобы ехать в открытом возке, Анастасия – слишком мала, да и Алексею будет без нее скучно.
ОЛЬГА. – Да, Маша, поезжай с мамой ты…
ТАТЬЯНА. – С тобой мы отправим и нашего Ивана. Ведь с нами останется большая часть слуг.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Берегите Алексея… Ольга, позаботься о брате, Татьяна, веди хозяйство, а ты, Анастасия, не забывай всех развлекать… (Жильяру). Господин Жильяр, я очень на вас надеюсь.
ЖИЛЬЯР. – Вы знаете, ваше величество, что я всегда заботился об Алексее Николаевиче. Теперь мы вместе с господином Гиббсом и Климентием будем делать это еще более внимательно. Мы не оставим ваших детей.
ОЛЬГА. – Но ведь может случиться, что…
ТАТЬЯНА. – Ольга, не нужно лишних фантазий.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Мы все будем надеяться, что здесь вам ничего не угрожает.
ОЛЬГА. – Да, мама. Мы здесь в безопасности. Но я боюсь, чтобы сегодняшний день не стал для нас всех последним днем, когда мы все вместе. Обязательно пишите нам с дороги.
Входит Николай II, Александра Федоровна бросается к нему навстречу.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Это решено – я поеду с тобой, и с нами поедет Мария.
НИКОЛАЙ II. – Хорошо, если ты этого хочешь…
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Из слуг для нас и Марии я беру только Ивана и Нюту. Для тебя мы возьмем Чемодурова.
НИКОЛАЙ II. – Князь Долгоруков и Евгений Сергеевич тоже поедут с нами. К Алексею будут пускать Владимира Николаевича.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Идемте же к Алексею. Бедный малыш не сможет выйти проводить нас, его нога так распухла...
ТАТЬЯНА. – (Сдерживая слезы). Старайтесь не плакать много, чтобы не расстраивать Алексея и маму. (Плачет).
Все уходят. Быстрым шагом проходит Демидова с дорожными чемоданами, исчезает в другой комнате. Входит Гиббс, задумчиво прохаживается. В дверях появляется Демидова.
ДЕМИДОВА. – Мистер Гиббс!
ГИББС. – Ах, Это вы, Анна…
ДЕМИДОВА. – Я думала, что все самое страшное уже позади. А, оказывается, нет…
ГИББС. – Чего же вам бояться? Ведь вам ничего не угрожает. А все былое… Так оно уже закончилось.
ДЕМИДОВА. – Я боюсь за их величеств. Я боюсь будущего. А еще мне страшно при мыли о том, что мы… Да, в общем, это и неважно…
ГИББС. – Сейчас важно быть и оставаться самим собой. Быть верными себе.
ДЕМИДОВА. – Значит, вероятно, это наш последний разговор… Поэтому, господин Гиббс… Я… Я хочу, чтоб вы знали, что я… Что я все эти годы я вас… любила.
ГИББС. – Анна!..
ДЕМИДОВА. – Да, я уже немолода, может быть, недостаточно красива и недостаточно умна, но право любить у меня никто не отнимал.
ГИББС. – Послушайте меня, Анна!
ДЕМИДОВА. – Не нужно. Не нужно, мистер Гиббс. Все это лишнее. Я просто хотела, чтобы вы, наконец, узнали об этом, И, если нам больше не доведется увидеться, иногда вспоминали бы меня, Анну Демидову, горничную ее величества. А теперь мне нужно укладывать вещи. Не ходите за мной. (Уходят в разные стороны).
Сцену покрывает полумрак. Выходят Николай II, Александра Федоровна и Мария с небольшой сумочкой; с ними вместе несут чемоданы Демидова, Седнев и Чемодуров, тут же доктор Боткин и князь Долгоруков. Все они встают по одну сторону. По другую сторону становятся все, кто остается: Ольга, Татьяна и Анастасия, Жильяр, Гиббс, генерал Татищев, Гендрикова, Буксгевден, Шнейдер, Волков, Трупп, Харитонов, поваренок Седнев (племянник Ивана Седнева), няня (Теглева), две комнатные девушки (Уткина и Романова).
Входит комиссар Яковлев.
ЯКОВЛЕВ. – Все, Николай Александрович, пора.
НИКОЛАЙ II. – Ну, друзья, простимся. (Обнимает всех мужчин, Александра Федоровна и Мария - всех женщин. Волкову). Береги детей.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Тихо и многозначительно Татьяне). Распорядись лекарствами грамотно. (Жильяру). Господин Жильяр, не спускайтесь вместе с нами вниз. Идите к Алексею. Он плачет в своей комнате.
ЖИЛЬЯР. – Хорошо, ваше величество. (Уходит).
Николай II, Александра Федоровна, Мария, Демидова, Седнев, Чемодуров, Боткин, Долгоруков идут в сопровождении Яковлева и нескольких солдат, следом за ними – все остальные. Уходят. Слышен грохот отъезжающих экипажей. Через некоторое время небольшими группками возвращаются слуги, тут же расходятся. Трупп и Харитонов идут вместе.
ХАРИТОНОВ. – Какие страшные тарантасы, и только один с верхом. Как же они, бедные, поедут в них.
ТРУПП. – Мы с господином Жильяром положили на дно немного сена и подушку для государыни.
ХАРИТОНОВ. – Дай бог, они доберутся благополучно. (Уходят).
Молча проходят в свою комнату заплаканные Ольга, Татьяна и Анастасия.

КАРТИНА 4.
Городская улица. В одежде мещанок идут две женщины.
ЖЕНЩИНА 2. – Новая власть обещает, что к осени заживем…
ЖЕНЩИНА 1. – Всякая новая власть много обещает. А чтой-то будет, кто ж ее знает. Я-то в ней не понимаю. (Заметив третью женщину). Семеновна идет. Семеновна! Поди-ка!..
ЖЕНЩИНА 3. – (Подходит). Здорово, соседки.
ЖЕНЩИНА 2. – Здорово. Откуда идешь?
ЖЕНЩИНА 3. – Слыхали ль нет – остальных-то царских детей вместе со слугами увезли сегодня.
ЖЕНЩИНА 1. – Это кудай-то их, бедных, еще повезли?
ЖЕНЩИНА 2. – В тюрьму, наверное.
ЖЕНЩИНА 1. – Жалко их… Ить молодые совсем еще.
ЖЕНЩИНА 3. – Я через монашек, которые к ним ходили, передала им в дорогу кой-какой снеди. Говорил же нам полковник ихний, что у них есть нечего…
ЖЕНЩИНА 2. – Получат ли они снедь-то твою… Уж больно злющий к ним комиссар приехал. Такой и отобрать может.
ЖЕНЩИНА 3. – Что ж он их голодных увезет?
ЖЕНЩИНА 1. – Да что ему, ироду. Слыхали, - он на Пасху во время крестного хода самого архиепископа Гермогена в реке утопил, за то что архиепископ якобы предал большевиков анафеме.
ЖЕНЩИНА 2. – Господи, помилуй!... Это ж прямо на Пасху! Креста на нем нет…
ЖЕНЩИНА 1. – Это ж большевики. Безбожники они.
ЖЕНЩИНА 3. – Ой, дела, дела…
Идут все вместе.
ЖЕНЩИНА 1. – (Женщине 3). От своего-то Петра известия имеешь?
ЖЕНЩИНА 2. – Куда там! Воюет. С белыми иль с красными – не знаю. Все одно – не пишет.
ЖЕНЩИНА 3. – Ой, дела, дела…
Уходят.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.
Комнаты Ипатьевского дома. Все разорено. Стены исписаны неприличными надписями и картинками. Окна закрашены известью. В нижнем этаже – комната, совмещающая столовую и гостиную, грязная караульная комната с обшарпанным роялем. В верхнем этаже – спальня Александры Федоровны и Николая II с отгороженным углом для Боткина.

КАРТИНА 1.
Караульная комната. За столом Авдеев, на полу в разных позах несколько солдат курят и играют в карты. На смятой кровати дремлет Мошкин.
СОЛДАТ 1. – Хорошо жили буржуи. Целый домина для одного семейства. Ванна в доме, сортир с водой.
СОЛДАТ 2. – А чего им за народные деньги не жить? Вон императрица-то бывшая видали, как нос воротит от нас, от рабочих-то. Вишь, не по нраву ей рабочий запах-то.
СОЛДАТ 3. – Видали, какие у них у всех рожи, когда мы им жратву приносим из столовки? (Ржут). Это я им туда стекло битое толкаю. Приятных, мол, аппетитов! (Ржут).
АВДЕЕВ. – Вот выметем их всех метлой и будем жить в ихних апартаментах, с ихним имуществом.
Стук в дверь.
СОЛДАТ 2. – О! Вон опять кого-то из них принесло.
Входит Боткин.
БОТКИН. – Разрешите обратиться к коменданту.
АВДЕЕВ. – Чего тебе? Опять император недоволен? Так скажи ему, что народ не собирается ублажать его тут.
БОТКИН. – Товарищ Авдеев, нельзя ли разрешить нам открывать окна? Лето ведь. В комнатах невыносимо душно.
АВДЕЕВ. – Опять ты ко мне привязался с этими окнами? Сказано тебе – подождете.
БОТКИН. – Так ведь сколько дней прошло… А ведь у нас больной мальчик, ему воздух нужен, а вы даже прогулки не всегда разрешаете.
АВДЕЕВ. – А мне какое дело? Я, может, тоже больной. Однако сижу тут, охраняю вас, вожусь с вами, сукины сыны.
БОТКИН. – И все-таки хотелось бы, чтобы вы как-нибудь решили этот вопрос. Ведь нельзя же…
АВДЕЕВ. – Сам знаю, что мне делать, а чего нет!.. Пошел вон!
БОТКИН. – (Уходя). И еще хотелось бы попросить вас, чтобы еду нам из столовой больше не приносили в готовом виде, а исключительно в виде продуктов. У нас есть свой повар.
АВДЕЕВ. – Черт с вами. Варите сами. А теперь пошел вон, пока я не передумал.
Боткин уходит.
СОЛДАТ 1. – Ха! Повар у них тут… Мы и с поваром найдем, как им пожрать не дать. Ишь зажрались… Как народ объедать – горазды, а теперь, вишь, не нравится им, как государство их кормит.
СОЛДАТ 2. – Видать не сладки наши-то харчи.
АВДЕЕВ. – (Мошкину). Эй! Товарищ Мошкин! Дрыхнет, собака. Товарищ Мошкин, мать твою!
МОШКИН. – (Очнувшись). А?..
АВДЕЕВ. – Хорош храпеть, грю! Сменишь меня на ночь.
МОШКИН. – А што, уже вечер?
АВДЕЕВ. – Утро-мать твою! Вставай давай!
МОШКИН. – Ну, встал, встал… Готов.
АВДЕЕВ. – Вот так-то лучше. А я пошел. Свобода зовет. (Уходит).
МОШКИН. – Приступим к дежурству. (Зевая, солдату 4). Пианину еще не разломали?
СОЛДАТ 4. – (Брякает одним пальцем). Играет анструмент, товарищ Мошкин.
МОШКИН. – Эх!.. Скоро у всех рабочих в доме пианин наставим. Она ить кака жись-то начнется. Ешь сколь хошь, пей сколь хошь. Буржуев всяких ко всем чертям! (Солдату 4). Эй ты, хорош тренькать! Мы щас девок ихних позовем! Они на роялях играют почище твоего. (Солдатам 1 и 2) Давайте, ведите сюда девок! Да смотрите, в сортир их сводите, а то перепугаются тут. Чего доброго, неприятность выйти может – девицы ведь!.. (Ржет).
СОЛДАТ 2. – Есть отвести девок в сортир! (Уходят)
МОШКИН. – (Вслед) Да смотри, чтоб император с ихним доктором или еще кем там не прицепились.
СОЛДАТ 3. – Товарищ Мошкин, там лекарства не осталось?
МОШКИН. – Обижаешь! Чтоб у Мошкина да не нашлось. (Достает из-под кровати бутыль). Вот она, микстурка!
Солдаты ставят кружки, Мошкин разливает.
СОЛДАТ 3. – Ну, давайте, товарищи. За новую власть, за новую жизнь!
СОЛДАТ 4. – Даешь!
Чокаются, пьют. Солдаты 1 и 2 приводят великих княжон.
СОЛДАТ 1. – Извольте-пожалте, ваши… как вас там?
ТАТЬЯНА. – Опять будет обыск?
СОЛДАТ 4. – Хороша мысля! Жалко без коменданта пришла. А без его разрешения – не могем.
МОШКИН. – На роялях играть умеете?
ТАТЬЯНА. – Умеем.
МОШКИН. – Играйте. Кто первый? Ты? Или ты?
Ольга молча садится за рояль, играет.
СОЛДАТ 1. – Гы! Завела катавасию. Ты веселее играй! Аль не умеешь? А, может быть, тебя повеселить?
СОЛДАТ 3. – Давайте, нашу любимую! (Ольге). Играй, играй!
СОЛДАТЫ. – (Поют).
Господи помилуй
Царя Николашу,
Жену его Сашу,
Мать его – Машу,
Трепова генерала,
Макарова адмирала
И других сволочей,
Воздай им, господи!
ТАТЬЯНА. – Да как вы смеете?!
СОЛДАТ 3. – Ишь ты! А то что? (Ольге). Ну-ка вставай! (Татьяне) А мож ты сыграешь?
Татьяна садится за рояль.
СОЛДАТ 2. – Давай что-нибудь веселенькое! Камаринскую знаешь? Играй! А мы споем.
Татьяна играет.
СОЛДАТЫ. – (Поют).
Ах ты, сукин сын, Романов Николай,
Что хорошего ты сделал, отвечай!
Татьяна резко прекращает игру, встает, бросается к выходу под общий хохот.
МОШКИН. – (Анастасии). Играй ты!
МАРИЯ. – (Спокойно). За что вы так с нами? Что мы сделали для вас плохого?
СОЛДАТ 1. – Что вы сделали? Вы жили богато. Наживались на крови народной. Вот что вы сделали.
СОЛДАТ 2. – Когда мы на фронте воевали за царя, что делали вы?
МАРИЯ. – Работали в госпитале сестрами милосердия, помогали солдатским семьям.
СОЛДАТ 2. – Да ну? Брехня!
МАРИЯ. – Мы работали в госпитале. Выхаживали наших солдат.
СОЛДАТ 3. – А ваша мамаша в это время шпионила на немцев.
МАРИЯ. – Неправда. Мама тоже работала сестрой милосердия. Вместе со всеми. Если бы кто-нибудь из тех солдат, что были тогда в наших госпиталях, сейчас был бы здесь, то они узнали бы нас.
СОЛДАТ 1. – А знаешь, какую песенку про вас всех мы пели в отряде?
МАРИЯ. – Догадываюсь. Только ведь ненависть, зло – они ведь уничтожают человека.
СОЛДАТ 3. – Мне бабка моя также говорила: смирись, мол, будь человеком. Кого воспитывала? Вашего раба воспитывала. Чтоб работал на вас, пока не сдох. Да вот ошиблась малость – не в рабстве счастье-то.
МАРИЯ. – А разве сейчас вы счастливы?
СОЛДАТ 3. – Я счастлив уже потому, что живу не по-вашему, что стерегу самого царя.
МАРИЯ. – Хорошо. Пусть так. Ну а что будет дальше? Что вы предложите вместо царя?
СОЛДАТ 3. – А это решит наша партия. Самая справедливая власть на земле.
МАРИЯ. – Неужели обижать беззащитных девушек, больного мальчика и старую больную женщину, пусть даже и бывшую императрицу – это справедливо?
Входят Татьяна, Боткин и Николай II.
БОТКИН. – Что здесь происходит?
СОЛДАТ 4. – Отлезь отсюда!
БОТКИН. – Как вы сказали?
СОЛДАТ 4. – Тебе повторить? (Ржет).
НИКОЛАЙ II. – (Ровно). Отпустите девиц. Я хочу, чтоб вы знали: за кого бы вы ни воевали, какими бы солдатами ни были, но издеваться над беззащитными девушками – это, по меньшей мере, низко.
СОЛДАТ 1. – Да что вы о нас знаете, контры?
НИКОЛАЙ II. – Я смею делать выводы обо всей вашей армии, обо всей вашей идее уже из вашего поведения. Если вы хотите добиться свободы таким способом, то она не станет свободой для вас. Она обернется для вас такой же, как наше нынешнее пребывание здесь.
МОШКИН. – Ну вот – поехали начитывать. А не пошли бы вы все… Пошли вон!
НИКОЛАЙ II. – Идемте, девочки мои.
Уходят.
МОШКИН. – (Вслед). Всероссийский алкоголик! (За ним подхватывают солдаты, идут следом за уходящими).
КАРТИНА 2.
В столовой доктор Боткин, Александра Федоровна, Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, Алексей в инвалидном кресле. Демидова вытирает стол, Харитонов в сопровождении солдат и поваренка Седнева приносит кастрюлю с завтраком и бутыли с молоком, Трупп расставляет посуду. Николай II стоит у раскрытого окна, вчитываясь в записку на клочке бумаги, едва открывается дверь, он прячет записку. Солдаты выходят.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Не стой у окна, Ники. Ты знаешь, как они обращаются с оружием.
ТРУПП. – (Растерянно). А ложек опять недостает. И две серебряные подменили деревянными. Почти ничего и не осталось из нашего столового серебра. И тарелок опять не хватает.
НИКОЛАЙ II. – Не унывай, Алоизий. Вспомни «Отверженных» Гюго. Значит, этим людям наше серебро нужнее.
ТРУПП. – Завтрак подан.
НИКОЛАЙ II. – Спасибо.
Все рассаживаются за стол, принимаются завтракать.
ОЛЬГА. – (Татьяне). Нам с тобой хватит одной тарелки на двоих.
ТАТЬЯНА. – И ложки тоже нам хватит одной.
АНАСТАСИЯ. – Папа, смотри, какой красивый хлеб мы испекли!
ХАРИТОНОВ. – Девушки делают успехи!
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Вам, дети мои, предстоит многому еще научиться.
АНАСТАСИЯ. – (Весело). Колоть дрова мы уже умеем, и даже пытались сами стирать!
ОЛЬГА. – Ах, пусть даже стирать и колоть дрова, только бы остаться в России!
ТАТЬЯНА. – Ольга права – разве можно оставить страну теперь, в столь трудный для нее час.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да, девочки мои, лучше быть поломойкой, но остаться в России.
ХАРИТОНОВ. – С тех пор как нам разрешили варить самим, с питанием стало лучше. Да благодаря монастырю молоко и яйца на столе появились.
ТРУПП. – Да еще и окна наконец-то нам открыли. Сразу дышать стало легче.
ХАРИТОНОВ. – Немудрено, что наш бедный Чемодуров заболел тут чахоткой.
ДЕМИДОВА. – От наших ни от кого нет известий?
ТРУПП. – Когда забирали Ивана и Климентия, мы видели в окно господина Жильяра. Из наших, кто еще остался на свободе, никого сюда не допускают. Даже доктора Деревенко перестали пускать к Алексею Николаевичу. Анастасия Васильевна, Екатерина Адольфовна, Волков, господин Татищев и господин Долгоруков – все в тюрьме. Как увезли их прямо с вокзала, так больше о них ничего неизвестно.
ДЕМИДОВА. – О Климентии с Иваном тоже ничего не слышно?
ХАРИТОНОВ. – Ничего. Все, кого забирают от нас, исчезают бесследно. Нас остается все меньше и меньше…
ДЕМИДОВА. – Комендант говорил, чтобы мы были готовы к отъезду со дня на день, но сколько уж дней прошло…
НИКОЛАЙ II. – (Передает записку Александре Федоровне). Аликс, прочти… Еще одна записка.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Вполголоса читает). Мы, группа офицеров русской армии, которая не потеряла совести, долга перед царем и отечеством… Мы вас не информируем насчет нас детально по причине, которую вы хорошо понимаете, но ваши друзья - Долгоруков и Татищев, - которые уже спасены, нас знают. Час освобождения приближается, и дни узурпаторов сочтены. Во всяком случае, армии словаков приближаются все ближе и ближе к Екатеринбургу. Они в нескольких верстах от города… Не забывайте, что большевики в последний момент будут готовы на всяческие преступления. Момент настал, нужно действовать. Ждите свистка к полуночи – это и будет сигналом. Офицер. (Прячет записку).
Входит хмурый Авдеев. Николай II по привычке привстает в знак приветствия.
АВДЕЕВ. – Так. Все на месте. Жрать сели. Дайте-ка попить. (Влезает между Николаем II и Александрой Федоровной, хватает первую попавшуюся кружку, попав локтем в лицо Николаю II, пьет, затем выходит).
ОЛЬГА. – (Николаю II). Больно, папа?
НИКОЛАЙ II. – Пустяки, Оленька. Это пустяки. Не здесь у меня болит…
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Нас хотят спасти. Помните, что говорил наш Друг? Он говорил, что придут триста воинов и спасут нас. Неужели пришла пора?
АЛЕКСЕЙ. – Нужно быть предельно осторожными. Ведь мы ничем не должны выдавать себя охране.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты прав, мой мальчик. Ты начинаешь рассуждать, как взрослый мужчина.
АЛЕКСЕЙ. – Я давно им стал, мама.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ах, дети мои, вы все уже взрослые. Но для вашей старой мамы вы все такие же дети… (Отодвигает тарелку). У меня совсем нет аппетита…
ТАТЬЯНА. – Мама, тебе нужно прилечь. Мы все посидим с тобой. (Алексею). Алексей, тебя продует у окна.
АЛЕКСЕЙ. – (Поваренку). Партию в шашки? Я покажу тебе новый прием.
Александра Федоровна, великие княжны, Алексей и поваренок уходят. Харитонов, Трупп и Демидова убирают со стола, затем расходятся. Боткин сидит, задумавшись.
НИКОЛАЙ II. – (Подходит к раскрытому окну). Как хорошо, Евгений Сергеевич!.. Не правда ли?
БОТКИН. – Да, Николай Александрович, совершенно верно.
НИКОЛАЙ II. – А вы, Евгений Сергеевич, тоже верите всем этим запискам от наших таинственных освободителей?
БОТКИН. – Не знаю, чему верить. Но, как говорится, факт налицо.
НИКОЛАЙ II. – (Усмехнувшись). Может быть, вам и удастся вырваться отсюда. Может быть…
БОТКИН. – Что вы хотите этим сказать?
НИКОЛАЙ II. – Мне кажется, что эти странные записки от якобы тайных друзей – очередная игра большевиков с бывшим императором.
БОТКИН. – Вы думаете?
НИКОЛАЙ II. – Слишком уж много совпадений: эти записки на ломанном французском, открытые окна, и солдаты как будто не так тщательно нас охраняют. Только ее величество могла поверить этим запискам безоговорочно. Аликс вбила себе в голову слова Григория о чудесном спасении.
БОТКИН. – Да уж… Он сумел надежно завладеть мыслями императрицы.
НИКОЛАЙ II. – Григорий был умным религиозным мужиком. Кто его знает, почему, но в беседах с ним даже я порой находил утешение. Однако он оказался гораздо умнее и хитрее, чем я думал. Хотя бы потому, что ему удалось целиком и полностью завладеть мыслями государыни. А вы ведь знаете… Лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы. Я много думал о себе, о своей семье. Но я так мало уделял внимания своей стране.
БОТКИН. – Ну что вы, Николай Александрович!.. Вы занимались государственными делами, стараясь быть милостивым правителем.
НИКОЛАЙ II. – Милостивым – для кого? Для министров? Для двора? Как я ни пытался быть ближе к простому народу, мне этого не удалось. Я не сумел. Я старался не слышать об их нуждах. Я позволил им обмануться губительными новыми идеями, когда подписывал свое отречение. Думал ли я, что таковой будет участь России?.. Я оказался нерадивым правителем, Евгений Сергеевич… Когда мы находились под арестом в Царском Селе, я по привычке подал руку одному из солдат, и знаете, какие слова услышал от него. Он сказал мне: «Когда народ протягивал к вам руки, вы не подали ему руки, теперь же я имею право не подать вам руку». Как вы думаете, легко ли мне было слышать эти слова? Еще тяжелее было понимать, что этот солдат был прав.
БОТКИН. – Но ведь вы старались быть добрым правителем.
НИКОЛАЙ II. – Добрым? Вверенный мне Богом народ творит зло, брат идет на брата, люди забыли Бога, ненавидят друг друга, вся Россия в огне... И это зло породил я. Видит Бог, как больно и тяжело мне видеть свой народ теперь.
БОТКИН. – Но чем теперь вы можете помочь России?
НИКОЛАЙ II. – Ничем… Разве что своей жизнью. Вы ведь слышали об искупительной жертве, Евгений Сергеевич? Свою вину и вину других перед Россией, перед народом я могу искупить только ценой собственной жизни. Может быть, для этого она мне и дана. Я готов принять эту игру с побегом, которую затеяли большевики. Нужно ускорить финал.
БОТКИН. – Но как же ваши дети и Александра Федоровна?
НИКОЛАЙ II. – Я надеюсь, что моя смерть их спасет. Ведь пока я жив, они всегда будут со мной. А мне уже не суждено быть свободным. Большевики этого не допустят. Я слышал, словаки находятся под Екатеринбургом. Они могут освободить вас всех.
БОТКИН. – А как же вы?
НИКОЛАЙ II. – Большевики не выдадут меня живым. Да и среди наших офицеров не так много тех, кто действительно хотел бы освободить бывшего императора. Такая вот сложная игра эта политика.
Входит Трупп.
ТРУПП. – Николай Александрович, Александра Федоровна просит вас к себе.
НИКОЛАЙ II. – Хорошо. Я сейчас иду. (Трупп уходит. Боткину). Евгений Сергеевич, о нашем разговоре никому ни слова.
БОТКИН. – Хорошо, Николай Александрович.
Николай II уходит. Боткин некоторое время задумчиво смотрит в окно, затем уходит.
КАРТИНА 4.
Караульное помещение. На полу в разных позах сидят солдаты. Из верхних этажей слышно пение великих княжон.
СОЛДАТ 1. – Хорошо поют царские дочки, до глубины души пробирает.
СОЛДАТ 2. – Давай пригоним их сюда, пущай тут поют, а мы послушаем. Я, знаешь, тоже хорошую песню люблю. Не люблю только, когда они церковные песнопения тянут. С малолетства попов не выношу.
СОЛДАТ 3. – (Прислушивается). Хорошо поют…
СОЛДАТ 4. – А чего им тут делать остается – только петь да на кухне ихнему повару помогать. Да и на воле они не изработались.
СОЛДАТ 1. – Говорят, делами разными занимались.
СОЛДАТ 2. – Они тоже наговорят тебе с три короба. Та, что старшая – худая да бледная, чай целый век в девках, оттого и тоскует. А другая – та, что Татьяна, так прямо вторая императрица, хоша и в тюрьме, да все одно строгая да важная. Младшие – те проще будут.
Входят Мария и Татьяна.
ТАТЬЯНА. – Добрый день.
СОЛДАТ 1. – Здорово, царевны.
ТАТЬЯНА. – А где наш комендант?
СОЛДАТ 1. – Да вызвали его. Говорят, нового коменданта вам пришлют. Так-то вот.
СОЛДАТ 4. – Смотри, не болтай лишка-то. Вы, царевны, шли бы отсюда. Вашим же хуже будет, если новому коменданту не понравится, что вы здесь.
ТАТЬЯНА. – (Улыбнувшись). Спасибо за заботу. (Уходит с Марией).
СОЛДАТ 1. – Жалко барышень…
СОЛДАТ 3. – Да ты никак вражьим дочкам сочувствуешь?
СОЛДАТ 1. – Да нешто они виноваты, что папаша их царь-душегуб? Они ж барышни хорошие, добрые. Завсегда с нами здороваются, о доме, о детишках порасспросят.
СОЛДАТ 3. – А, может, они в доверие втираются, шпионят, контры, а ты им все и выложить готов.
СОЛДАТ 1. – Нет, не похожи на шпионок они.
СОЛДАТ 3. – Ты смотри – с такими контрреволюционными разговорчиками! Нешто из-за девок ты нюни распустил, и забыл, чему нас учит революция!
Входят Юровский и Никулин.
ЮРОВСКИЙ. – Здравия желаю, товарищи! Я комиссар Яков Юровский, а это мой помощник – Григорий Никулин. Я буду комендантом вместо снятого с этой должности комиссара Авдеева. Прибывшие с нами наши солдаты сменят вас. А пока нам с товарищами из Уралсовета хотелось бы обойти помещение. (Солдатам 1 и 2). Идемте с нами.
Уходят.
КАРТИНА 4.
В столовой вся царская семья, вместе с Боткиным, Харитоновым, Демидовой, Труппом и поваренком Седневым. Окна зарешеченные.
МАРИЯ. – Я так рада, что сегодня к нам пустили священника! Как давно мы все не были в церкви!
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Новый комендант разрешает нам больше, чем этот ужасный Авдеев. А его помощник более приличный по сравнению с другими – вульгарными и неприятными.
ТАТЬЯНА. – Они даже вернули нам наше столовое серебро и починили везде электричество.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Только я не понимаю, для чего они поставили на окнах решетки и снова запретили нам получать из монастыря еду? Мне это не нравится.
НИКОЛАЙ II. – Сложный тип наш новый комендант. Трудно сказать, что у него на уме.
АНАСТАСИЯ. – И с солдатами теперь не заговоришь, - одни латыши, которые по-русски плохо понимают.
МАРИЯ. – Да, с нашими солдатами в последнее время можно было поговорить по-человечески.
ОЛЬГА. – Что ты читаешь, Алексей? (Алексей показывает. Удивленно). Правила игры на балалайке?..
АЛЕКСЕЙ. – Это лучшее, чем может заняться бедный инвалид, когда все это закончится. Представьте себе: бывший наследник престола зарабатывает на жизнь игрой на балалайке, а его сестры поют. (Невесело смеется).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Не говори так, мой мальчик.
ТАТЬЯНА. – Алексей, ты расстраиваешь маму. Ты помнишь, у нас у всех был уговор – маму не расстраивать.
АЛЕКСЕЙ. – Наша мама и без того все знает и обо всем догадывается. К чему весь этот обман? Достаточно того, что нас тут все время обманывают. То обещают свободу, но вешают решетки на окна, то наш нынешний комиссар является сюда под видом фельдшера. Для чего? Папа говорил, что мы будем простыми гражданами России, может быть даже простыми крестьянами, которые будут жить просто и скромно, зарабатывая себе на жизнь трудом…
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Папу снова обманули те, кто сейчас находится у власти.
АЛЕКСЕЙ. – Теперь я знаю, что такое обман. (Жестко). Если бы я был императором, то никто бы не посмел меня обмануть. Уж я бы навел порядок в этой стране.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Алексей!..
ТАТЬЯНА. – Прежнего теперь уже не вернешь. Нужно как-то жить.
АЛЕКСЕЙ. – За Россию душа болит. И жить хочется… Особенно, когда знаешь, что жизнь твоя может закончиться в любую минуту. Так сразу хочется жить. И жить так, чтобы все успеть за свою короткую жизнь.
ТАТЬЯНА. – Мама все время говорит: нужно верить и молиться. И может быть тогда Господь услышит наши молитвы и спасет Россию.
АЛЕКСЕЙ. – А кто спасет нас?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты верь – и спасены будем.
АНАСТАСИЯ. – Мы должны держаться все вместе. Только вместе мы сможем выстоять.
НИКОЛАЙ II. – Анастасия права. Я рад, что ты хорошо запомнила то, что мы с мамой всегда старались вам внушить. Живите дружно, дети мои. Будьте всегда вместе.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – У меня снова разболелась голова. Я пойду к себе. Татьяна, ты почитаешь мне?
ТАТЬЯНА. – Хорошо, мама. (Уходят).
НИКОЛАЙ II. – Что же, нам всем пора расходиться по комнатам.
АЛЕКСЕЙ. – (Сестрам и поваренку). Партию в лото?
МАРИЯ. – С удовольствием.
Уходят. Входят Юровский и Никулин.
ЮРОВСКИЙ. – Что же, Григорий, теперь у нас есть все улики и вдобавок относительное доверие бывшего царя.
НИКУЛИН. – И что мы будем делать дальше?
ЮРОВСКИЙ. – Ждать распоряжения партии. Я думаю, оно очевидно. Ты, сынок, вот что усвой. Для узников нужно быть во всех отношениях приятным, но поступать нужно так, как это требует голос партии, который для нас превыше всего. Нужно принимать жесткие меры, не вызывая подозрений арестантов. Они ведь будут думать, что такой милый человек не может причинить им зла, а может даже и выболтают что-нибудь про свои драгоценности. Где они прячут их, сукины сыны? А ты можешь смело и без помех делать свое дело.
НИКУЛИН. – Я хорошо вас понял, товарищ Юровский.
ЮРОВСКИЙ. – Ты на их девиц, на княжон бывших, смотри не заглядывайся.
НИКУЛИН. – Да они все, как монашки. А я монашек не перевариваю.
ЮРОВСКИЙ. – Я тоже всех этих верующих не переношу с детства. Отец мой был по части религии просто фанатиком. Вот уж изводил он нас этими молитвами. Мы от голода меньше страдали, чем от религиозного фанатизма отца. Денег нет, есть хочется, а ты стой, молись, и попробуй пикни, что есть хочешь. Долгоруков и Татищев еще в тюрьме?
НИКУЛИН. – Никак нет. Татищев расстрелян. Долгорукова я расстрелял самолично. Вывез в поле с его чемоданами. Вещи изъял, как и полагается.
ЮРОВСКИЙ. – Молодец, Григорий. (Зевает). Спать хочется… Пойдем отдыхать, Гриша. Отдых тоже нужен.
Уходят.
КАРТИНА 5.
Комната Николая II и Александры Федоровны. У двери отгорожен угол для доктора Боткина. В комнате Александра Федоровна и Николай II.
НИКОЛАЙ II. – ( Прислушивается). Опять идет дождь. Завтра, наверное, будет пасмурно.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. - Ах, Ники, ты можешь думать о погоде…
НИКОЛАЙ II. – Я думаю обо всем, дорогая, и обо всех…
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Этот наш новый комендант Юровский нравится мне все меньше и меньше. Мне трудно его понять – настолько его слова расходятся с делом.
НИКОЛАЙ II. – Ты права, Аликс. Все эти дни, что он здесь, он только и делает, что шутит, улыбается, многое обещает, но при этом действует едва ли не с точностью до наоборот. АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Это меня беспокоит больше всего. Сегодня он разрешил принести для Бэби яйца и молоко, но я начинаю опасаться, не обернулось бы это для нас какой-нибудь новой неприятностью.
НИКОЛАЙ II. – Чего ж тут удивительного. К Екатеринбургу подступает армия Колчака. Поэтому большевики стали вести себя более прилично по отношению к нам.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты говоришь, Ники, что подступает наша армия? Неужели они спасут нас?
НИКОЛАЙ II. – Мне кажется, рано что-либо загадывать, Аликс. Давай будем ложиться спать.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Ты ложись, Ники. Я тоже скоро лягу.
НИКОЛАЙ II. – (Перекрестившись, укладывается). Спокойной ночи, любимая.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Спокойной ночи. Целую тебя много раз.
НИКОЛАЙ II. – А я тебя. Ни о чем не беспокойся, дорогая.
Александра Федоровна садится за письменный стол, раскрывает дневник. Постучавшись, входит Боткин.
БОТКИН. – Я вам не помешал?
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Нет, что вы, Евгений Сергеевич. С вами даже спокойнее.
БОТКИН. – Пойду к себе. Время уже позднее. Все спят.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Спокойной ночи, Евгений Сергеевич.
БОТКИН. – Спокойной ночи, Александра Федоровна. (Уходит за занавеску, в задумчивости разбирает постель, садится за небольшой столик, некоторое время в задумчивости сидит, затем принимается писать письмо).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Пишет в дневнике). Третье, по новому стилю шестнадцатое, июля. Вторник. Серое утро, позднее вышло милое солнышко. Бэби слегка простужен. Все ушли на прогулку полчаса утром. Ольга и я принимали лекарство. Татьяна читала духовное чтение. Когда они ушли, Татьяна осталась со мной, и мы читали книгу пророка Авдия и Амоса. Как всегда утром комиссар пришел в наши комнаты. И, наконец, после недели перерыва опять принесли яйца для Бэби! В восемь часов ужин. Внезапно Лешка Седнев был вызван повидать своего дядю, и он исчез – удивлюсь, если все это правда, и мы опять увидим мальчика вернувшимся обратно. Играли в безик с государем. В десять тридцать – в кровать. Температура воздуха плюс пятнадцать градусов. (Закрывает дневник, крестится перед иконой, гасит свечу, укладывается рядом с Николаем II)
Некоторое время стоит тишина, слышно, как к дому подъезжает грузовик, затем снова тишина. Доктор Боткин продолжает писать письмо. В доме слышны звуки электрических звонков. Стук в дверь. Прервавшись, Боткин встает, открывает.
ЮРОВСКИЙ. – Просыпайтесь. В городе неспокойно. Необходимо перевести семью из верхнего этажа в нижний, чтобы дождаться машин для эвакуации. Одевайтесь и спускайтесь вниз. Поторапливайтесь. (Уходит).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Что случилось?
БОТКИН. – В городе перестрелка. Нужно приготовиться к срочной эвакуации. Пойду, разбужу детей. (Уходит).
Николай II быстро одевается.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (В растерянности). А можно ли что-нибудь взять с собой? Я совершенно не готова…
НИКОЛАЙ II. – Аликс, дорогая, у нас нет времени. Нужно еще помочь Алексею. (Выходит).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Да… Да… (Зовет). Нюта! Нюта! (Уходит).

КАРТИНА 6.
Вслед за Юровским и Никулиным, который светит лампой, царская семья входит в полуподвальную комнату. Первым входит Николай II с Алексеем на руках, оба одеты в гимнастерки и фуражки. За ними входят Александра Федоровна с дочерьми и Демидовой, они несут маленькие сумочки и подушки. Следом входят Боткин, Трупп и Харитонов.
ТАТЬЯНА. – (Никулину). Григорий! Григорий!
НИКУЛИН. – Что, Татьяна Николаевна?
ТАТЬЯНА. – Я не нашла своей собаки. Вероятно, она в саду. И собаки Алексея тоже нет. Пожалуйста, как только найдете их, отправьте нам туда, где мы будем.
НИКУЛИН. – Хорошо.
ТАТЬЯНА. – Вот спасибо.
ЮРОВСКИЙ. – Придется подождать здесь. За вами придут машины.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Но здесь нет даже стульев!
ЮРОВСКИЙ. – (Никулину). Принеси два стула.
Никулин уходит.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – Как долго нам придется ждать?
ЮРОВСКИЙ. – Не знаю. Вероятно, не очень долго.
Входит Никулин, ставит два стула. Ольга кладет на стул подушку, Николай II помогает Алексею сесть. Татьяна кладет подушку на другой стул, на который садится Александра Федоровна.
ЮРОВСКИЙ. – В Москве беспокоятся о вас, ходят разные слухи. Нужно сняться, чтобы отправить им снимок.
НИКОЛАЙ II. – Хорошо. Мы согласны.
ЮРОВСКИЙ. – Будьте добры, встаньте для снимка. Николай Александрович, подойдите поближе к Алексею Николаевичу. Вот так. Я, знаете ли, бывший фотограф, сейчас расставлю так, что все залюбуются. Мария Николаевна, пропустите вперед Анастасию Николаевну. Вот хорошо. (Приоткрывает дверь). Давайте! (Достает из кармана бумагу, засунув правую руку в карман брюк, читает). Ввиду того, что ваши родственники продолжают наступление на Советскую Россию, Уралисполком постановил: Романова Николая Александровича вместе с его семьей немедленно расстрелять.
НИКОЛАЙ II. – Что? (Обернувшись к семье). Что?
ЮРОВСКИЙ. – Уралисполком постановил Романова Николая Александровича вместе с его семьей расстрелять.
НИКОЛАЙ II. – Вы не ведаете, что творите…
Юровский резко вынимает из кармана револьвер, стреляет в Николая II в упор, император падает навзничь. Тотчас врываются остальные стрелки. Александра Федоровна и Ольга хотят перекреститься, но сражены наповал. Никулин стреляет в Алексея. Падает смертельно раненый Боткин, падают Харитонов и Трупп. Закрываясь двумя подушками с визгом мечется Демидова. Легко раненая Татьяна пытается заслонить младших сестер, Мария и Анастасия сидят на корточках у стены, закрывая головы подушками, затем Мария пытается бежать, ее убивают выстрелом в голову, еще живых Татьяну, Анастасию, Демидову сминают под ударами штыков и прикладов. Когда расправа закончена, Алексей начинает шевелиться, Юровский делает в него два контрольных выстрела. Сцена гаснет. Некоторое время стоит гробовая тишина. Затем вдалеке звучит церковный хор.
В нарядном облачении, по одному выходят члены царской семьи, становятся, как на иконе.
ОЛЬГА. – (Выходит). Пошли нам, господи, терпенье.
В годину бурных мрачных дней
ТАТЬЯНА. – (Выходит). Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
МАРИЯ. – (Выходит). Дай крепость нам, о, Боже правый,
Злодейство ближнего прощать
АНАСТАСИЯ. – (Выходит). И Крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.
АЛЕКСЕЙ. – (Выходит). И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленье,
Христос Спаситель, помоги.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА. – (Выходит). Владыка мира, Бог вселенной,
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый страшный час.
НИКОЛАЙ II. – (Выходит). И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы –
Молиться кротко за врагов.
Церковный хор. Молитва.
О, святый страстотерпче царю мучениче Николаю! Господь те избра помазанника Своего, во еже милостивно и право судити людем твоим и хранителем Церкве Православныя бытии. Сего ради со страхом Божиим царское служение и о думах попечение совершал еси. Господь же, испытуя те, яко Иова Многострадального, попустил ти поношения, скорби горькия, измену, предательство, ближних отчуждение и в душевных муках земнаго царства оставление. Вся сия ради блага России, яко верный сын ея, претрепев, и, яко истинный раб Христов, мученическую кончину прием, Небеснаго Царства достигл еси, идеже наслаждаемшися. Вышния славы у Престола всех Царя, купно со святою супружницею твоею царицею Александрою и царственными чады Алексием, Ольгою, Татианою, Мариею и Анастасиею. Ныне, имея дерзновение велие у Христа Царя, моли, да простит Господь грех отступления народа нашего и подаст грехов прощения и на всякую добродетель заставит нас, да стяжим смирение, кротость и любовь и сподобимся Небеснаго Царствия, идеже купно с тобою и всеми святыми новомученики и исповедники Российскими прославим Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Занавес.
 
 Top
Давид
Отправлено: 26 Ноября, 2010 - 17:22:56
Post Id


Активный форумчанин.


Покинул форум
Сообщений всего: 134
Дата рег-ции: Янв. 2010  
Откуда: п. Новобурейский





Выделено в отдельную тему из темы "Терновый Венец Спасителя"
Кино и немцы.
 
 Top
Михал Михалыч Супермодератор
Отправлено: 26 Ноября, 2010 - 21:01:11
Post Id



Магистр форума.


Покинул форум
Сообщений всего: 644
Дата рег-ции: Нояб. 2009  





Выделено в отдельную тему из темы "Терновый Венец Спасителя"
Давид пишет:
Кино и немцы.

Чо-то много текста. Читать, я так понимаю, не стоит?
 
 Top
о. Евлогий Администратор
Отправлено: 27 Ноября, 2010 - 01:28:14
Post Id



Совет Форума.


Покинул форум
Сообщений всего: 401
Дата рег-ции: Нояб. 2009  





Выделено в отдельную тему из темы "Терновый Венец Спасителя"
Михал Михалыч пишет:
Читать, я так понимаю, не стоит?
Почему-же? Прочтите...


*** ПЕРЕНЕСЕНО *** ADMIN ***
 
 Top
Давид
Отправлено: 27 Ноября, 2010 - 04:58:53
Post Id


Активный форумчанин.


Покинул форум
Сообщений всего: 134
Дата рег-ции: Янв. 2010  
Откуда: п. Новобурейский





о. Евлогий пишет:
Михал Михалыч пишет:
Читать, я так понимаю, не стоит?
Почему-же? Прочтите...


*** ПЕРЕНЕСЕНО *** ADMIN ***

Зачем читать бред?

(Отредактировано автором: 27 Ноября, 2010 - 16:09:41)

 
 Top
Страниц (1): [1]
Сейчас эту тему просматривают: 1 (гостей: 1, зарегистрированных: 0)
« Беседка. »


Все гости форума могут просматривать этот раздел.
Только зарегистрированные пользователи могут создавать новые темы в этом разделе.
Только зарегистрированные пользователи могут отвечать на сообщения в этом разделе.
 




Powered by ExBB
ExBB FM 1.0 RC1 by TvoyWeb.ru
InvisionExBB Style converted by Markus®

[Script Execution time: 0.1108]     [ Gzipped ]