Цитата:
В этом году отмечается 200-летие Отечественной войны 1812 года. Сегодня, благодаря художественным фильмам и книгам, та пора многим кажется романтичной. Галантные французы, кавалерист-девицы, “Война и мир”, поручик Ржевский и т.п. Однако заблуждаться на этот счет не стоит.
Война 1812 года была войной совсем иного типа, нежели все случившиеся до нее. Кроме мощнейшей идеологической, пропагандистской поддержки прессы, книг, фабрикации слухов, наглядной агитации в картинках, которые вешались на заборах для простых людей, впервые была проведена крупномасштабная финансовая афера. В экономику России тогда вбросили огромное количество фальшивых денег. Дело поставили с размахом: работали два печатных двора в Париже и два в Варшаве. Оборудовали даже специальную “пыльную” комнату, в которой свежие банкноты возили по грязному полу, придавая им вид бывших в обращении. Во время оккупации типографию для рублей открыли прямо в Москве, на Рогожской заставе, во дворе старообрядческой церкви. Французы выпустили до двадцати миллионов рублей ассигнациями достоинством в 100, 50, 25 рублей, что составило 4,5% всех денег Российской Империи. Некоторые историки считают, что за 1811–1812 годы в экономику России было влито до 120 миллионов фальшивых рублей. Экономика России после такого огромного вливания ничем не обеспеченных денег выстояла лишь благодаря тому, что русские быстро выиграли войну и фальшивки просто не успели распространиться в достаточном объеме.
Классический европейский грабеж начался еще с дальних подступов. В Белоруссии и Литве солдаты Наполеона уничтожали посевы, убивали скот. Причем военной необходимости в этом не было никакой, это были просто акции устрашения. Неся “факел европейской свободы”, наполеоновские офицеры пересказывали своим солдатам агитки о варварстве славянских народов. Именно с тех пор в сознании европейцев сознательно закрепилось представление о русских, как о дикой нации. Но вовсю развернулись “просвещенные” европейцы на следующий день после входа в Москву, когда официально, приказом, было разрешено грабить город. Дочиста были разорены многочисленные московские монастыри. Солдаты сдирали с икон серебряные оклады, собирали лампады, кресты. Для удобства обзора они взорвали стоявшую рядом с Новодевичьим монастырем церковь Иоанна Предтечи. В Высокопетровском монастыре оккупанты устроили скотобойню, а соборный храм превратили в мясную лавку. Весь монастырский погост был покрыт спекшейся кровью, а в соборе на паникадилах и на вколоченных в иконостас гвоздях висели куски мяса и внутренности животных. В Андрониевском, Покровском, Знаменском монастырях французские солдаты кололи на дрова иконы, лики святых использовали как мишени для стрельбы.
В Чудовом монастыре французы потешались, надев на себя и на своих лошадей митры и облачение русского духовенства. В Даниловом монастыре ободрали раку князя Даниила и сорвали одежды с престолов. Хранящаяся в Можайском Лужецком монастыре икона святого Иоанна Предтечи имеет следы от ножа – французы использовали ее как разделочную доску, рубили на ней мясо. От исторических реликвий находившегося на территории Саввино-Сторожевского монастыря дворца царя Алексея Михайловича почти ничего не осталось. Кровать царя была сожжена, дорогие кресла ободраны, зеркала разбиты, печи сломаны, редкие портреты Петра Великого и царевны Софьи похищены.
Иеромонах Знаменского монастыря Павел и священник Георгиевского монастыря Иоанн Алексеев были убиты. Священника церкви Сорока святых Петра Вельмянинова били прикладами, кололи штыками и саблями за то, что не отдал им ключи от храма. Всю ночь он пролежал на улице, истекая кровью, а утром проходивший мимо французский офицер пристрелил отца Петра. Монахи Новоспасского монастыря похоронили священника, но французы потом три раза раскапывали его могилу: Увидев свежую землю, они думали, что в этом месте зарыли клад.
10–11 октября 1812 года под башни, стены и здания Кремля заложили пороховые мины. Если бы все случилось так, как хотел создатель современной Европы Наполеон, Россия потеряла бы символ своей тысячелетней истории. Но ночью пошел дождь, загасил часть фитилей, остальные, рискуя жизнью, потушили москвичи. Часть зарядов однако же сработала. До основания была снесена Водовзводная башня, наполовину разрушена Никольская. Частично был разрушен Арсенал, повреждены Грановитая палата, Филаретова пристройка, Комендантский дом. Пострадало здание Сената, а бронзовый Георгий Победоносец, украшавший купол Круглого зала, бесследно исчез. По одной версии, он вместе с еще двумя предметами, составлявшими гордость Кремля, – орлом с Никольских ворот и крестом с колокольни Ивана Великого – был вывезен в обозе “цивилизованных” оккупантов. До сих пор эти исторические реликвии не найдены. Уходя из Москвы, французы пытались взорвать еще и Новодевичий, Рождественский, Алексеевский монастыри.
Как ни удивительно, но после изгнания оккупантов некоторая часть наполеоновского воинства осталась жить в России. Большинству русские помогли Христа ради, подобрав их обмороженными и голодными. С тех пор и появилось на Руси слово “шаромыжник” – от французского “cher ami” (дорогой друг). Они стали дворниками, швейцарами. Образованные выбились в преподаватели французского. Мы помним их по многочисленным дядькам, гувернерам, замелькавшим в русской литературе после 1812 года. Они вполне прижились в России, явившись родоначальниками многих известных фамилий вроде Лурье, Машеровы (от mon cher – мой дорогой), Машановы, Жанбровы. И даже “русские” Берги и Шмидты - тоже в основном потомки наполеоновских немецких солдат.
Война 1812 года была войной совсем иного типа, нежели все случившиеся до нее. Кроме мощнейшей идеологической, пропагандистской поддержки прессы, книг, фабрикации слухов, наглядной агитации в картинках, которые вешались на заборах для простых людей, впервые была проведена крупномасштабная финансовая афера. В экономику России тогда вбросили огромное количество фальшивых денег. Дело поставили с размахом: работали два печатных двора в Париже и два в Варшаве. Оборудовали даже специальную “пыльную” комнату, в которой свежие банкноты возили по грязному полу, придавая им вид бывших в обращении. Во время оккупации типографию для рублей открыли прямо в Москве, на Рогожской заставе, во дворе старообрядческой церкви. Французы выпустили до двадцати миллионов рублей ассигнациями достоинством в 100, 50, 25 рублей, что составило 4,5% всех денег Российской Империи. Некоторые историки считают, что за 1811–1812 годы в экономику России было влито до 120 миллионов фальшивых рублей. Экономика России после такого огромного вливания ничем не обеспеченных денег выстояла лишь благодаря тому, что русские быстро выиграли войну и фальшивки просто не успели распространиться в достаточном объеме.
Классический европейский грабеж начался еще с дальних подступов. В Белоруссии и Литве солдаты Наполеона уничтожали посевы, убивали скот. Причем военной необходимости в этом не было никакой, это были просто акции устрашения. Неся “факел европейской свободы”, наполеоновские офицеры пересказывали своим солдатам агитки о варварстве славянских народов. Именно с тех пор в сознании европейцев сознательно закрепилось представление о русских, как о дикой нации. Но вовсю развернулись “просвещенные” европейцы на следующий день после входа в Москву, когда официально, приказом, было разрешено грабить город. Дочиста были разорены многочисленные московские монастыри. Солдаты сдирали с икон серебряные оклады, собирали лампады, кресты. Для удобства обзора они взорвали стоявшую рядом с Новодевичьим монастырем церковь Иоанна Предтечи. В Высокопетровском монастыре оккупанты устроили скотобойню, а соборный храм превратили в мясную лавку. Весь монастырский погост был покрыт спекшейся кровью, а в соборе на паникадилах и на вколоченных в иконостас гвоздях висели куски мяса и внутренности животных. В Андрониевском, Покровском, Знаменском монастырях французские солдаты кололи на дрова иконы, лики святых использовали как мишени для стрельбы.
В Чудовом монастыре французы потешались, надев на себя и на своих лошадей митры и облачение русского духовенства. В Даниловом монастыре ободрали раку князя Даниила и сорвали одежды с престолов. Хранящаяся в Можайском Лужецком монастыре икона святого Иоанна Предтечи имеет следы от ножа – французы использовали ее как разделочную доску, рубили на ней мясо. От исторических реликвий находившегося на территории Саввино-Сторожевского монастыря дворца царя Алексея Михайловича почти ничего не осталось. Кровать царя была сожжена, дорогие кресла ободраны, зеркала разбиты, печи сломаны, редкие портреты Петра Великого и царевны Софьи похищены.
Иеромонах Знаменского монастыря Павел и священник Георгиевского монастыря Иоанн Алексеев были убиты. Священника церкви Сорока святых Петра Вельмянинова били прикладами, кололи штыками и саблями за то, что не отдал им ключи от храма. Всю ночь он пролежал на улице, истекая кровью, а утром проходивший мимо французский офицер пристрелил отца Петра. Монахи Новоспасского монастыря похоронили священника, но французы потом три раза раскапывали его могилу: Увидев свежую землю, они думали, что в этом месте зарыли клад.
10–11 октября 1812 года под башни, стены и здания Кремля заложили пороховые мины. Если бы все случилось так, как хотел создатель современной Европы Наполеон, Россия потеряла бы символ своей тысячелетней истории. Но ночью пошел дождь, загасил часть фитилей, остальные, рискуя жизнью, потушили москвичи. Часть зарядов однако же сработала. До основания была снесена Водовзводная башня, наполовину разрушена Никольская. Частично был разрушен Арсенал, повреждены Грановитая палата, Филаретова пристройка, Комендантский дом. Пострадало здание Сената, а бронзовый Георгий Победоносец, украшавший купол Круглого зала, бесследно исчез. По одной версии, он вместе с еще двумя предметами, составлявшими гордость Кремля, – орлом с Никольских ворот и крестом с колокольни Ивана Великого – был вывезен в обозе “цивилизованных” оккупантов. До сих пор эти исторические реликвии не найдены. Уходя из Москвы, французы пытались взорвать еще и Новодевичий, Рождественский, Алексеевский монастыри.
Как ни удивительно, но после изгнания оккупантов некоторая часть наполеоновского воинства осталась жить в России. Большинству русские помогли Христа ради, подобрав их обмороженными и голодными. С тех пор и появилось на Руси слово “шаромыжник” – от французского “cher ami” (дорогой друг). Они стали дворниками, швейцарами. Образованные выбились в преподаватели французского. Мы помним их по многочисленным дядькам, гувернерам, замелькавшим в русской литературе после 1812 года. Они вполне прижились в России, явившись родоначальниками многих известных фамилий вроде Лурье, Машеровы (от mon cher – мой дорогой), Машановы, Жанбровы. И даже “русские” Берги и Шмидты - тоже в основном потомки наполеоновских немецких солдат.